home memorial

• home
• today
• act of terrorism
• justice
• report
• library
• memorial
• about us
• guestbook

Thank you for taking the time to report the following comment to the administrator of this site.
Please complete this short form and click the submit button to process your report.

Name:
E-mail
Reason for reporting comment

Comment in question

Забытый герой Норд-Оста Written by Подполковник Антон Маныпин , on 17-07-2012 18:56 Подполковник юстиции Константин Иванович Васильев имел необычайной глубины большое сердце, вмещающее: веру -- как стержень исповедания Христова учения; надежду -- как целостность веры; смирение -- как душу спасения; мужество -- как добродетель, позволяющую видеть свои грехи и плакать о них; и, самое главное, -- это сердце воина вмещало в себя венец всех совершенств -- любовь Христову во всей ее полноте. Результатом совокупностей всех этих совершенств вылился благодатный и святой подвиг воина, называющего себя Христовым. Это подвиг положения души за «други своя». Начать, наверное, надо с того, как мы познакомились. Это был 1997 год. Я переходил на второй курс Военного университета Министерства обороны и сдавал экзамены. К нам приехали абитуриенты. Они должны были поступать слушателями на судебное отделение. Казарма, где они расположились, находилась в здании университета в Лефортово.  У меня был патруль с двумя курсантами. Маршрут патрулирования проходил мимо Елоховского Богоявленского собора.  И вот дело к концу идет, а патруль заканчивается в 12 ночи. И где-то к семи часам (ну чего зря болтаться?) я пошел на вечернюю службу. С курсантиками встали. В Елоховском людей много -- была суббота. И я вижу, офицер стоит, майор. А офицер офицера когда видит в храме, это очень радостно -- единое братство, слияние происходит. И мы увидели друг друга. Ни я его не знал, ни он меня, я старший лейтенант был, он майор. На службе стоим, заканчивается служба, то ли он вышел раньше, то ли я, но потерялись.  Ко мне курсантики подходят и говорят: «Отпустите нас пораньше». Дело молодое -- понятно. Говорю: «Без проблем. Сейчас придем, доведу до университета, переоденетесь». Надо довести их -- ответственность. Довожу, захожу в каптерку, они там переодеваются. А как раз это в казарме, на первом этаже, где жили поступающие на дневное отделение. Я сижу за столом, стол напротив входной двери. Сижу, читаю Евангелие, 11 главу Евангелия от Матфея -- забыть невозможно, про себя читаю, вожу глазами по строкам.  Дверь открывается напротив каптерки. Ну, я «подвижник», я же читаю Евангелие, не подниму даже голову... Продолжаю читать. Слышу шаги за мной. Подходит ко мне вошедший, и за спиной моей вслух читает те строки, которые мысленно читаю я. Вот я мысленно, а он вслух их произносит! То есть Господь каким-то невидимым образом одновременно дал мне возможность читать там, где и он. Читаем такие строки: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Аз упокою Вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим. Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко есть». Я поднимаю глаза, стоит майор, с которым я встретился в храме. Это был Костя Васильев. Так мы с ним не разлей вода с 97-го и до 2002 года, до его гибели, дружили.  Потом я получил комнату в общежитии Академии бронетанковых войск и перевез туда свою семью -- Наталью и доченьку Марию. Он приходил к нам, беседовали, читали молитвы, Евангелие, трапезничали вместе. Наташенька очень вкусно готовила, и Костя всегда поражался: «Какая у тебя, Антон, дивная жена!». Наташу он всегда называл не иначе как Наташенька.  Главное, что меня поражало в нем всегда, -- он невидимо вел меня к Богу. Он всегда стремился реализовать свой офицерский долг на войне. Он говорил: «Антончик, хочу научиться у тебя вере». А незримо я у него учился. Он был меня старше на пять лет. Он говорил, что я испытал определенные трудности в зоне боевых действий в Чечне, а он был из ракетных войск, и ему никогда не приходилось быть на Северном Кавказе. Он всегда мне по-доброму завидовал: «Ты выполнил свой долг, а я вот...» Я его успокаивал: «Родной мой Костенька, время придет, и ты исполнишь свой долг. Ты носишь погоны -- исполнишь сполна». А получился подвиг высшей святости -- Костя положил душу за «други своя».  И то качество, которое поражало меня в нем, неимоверно сильно -- это его любовь. Любовь к Богу, к Отечеству Российскому. Обостренное чувство любви было Милостию Божией. Одаренный был такой. По святым местам ездили, исповедовались вместе, причащались.  Один эпизод такой. В 2000 году я вернулся после второй командировки в Чечню с тяжелым ранением Лечился почти полгода, но из армии не демобилизовался, еще пять лет прослужил.  Мне мой духовник сказал: «Причащайся каждую неделю. Только этим будешь жив», но я не выполнил этого благословения, пропустил неделю. И этого хватило мне, чтобы я чуть не умер. У меня схватило сердце. Начало так сильно болеть, что я с лекции пришел, лег и не мог даже встать -- боль такая неимоверная. Я решетку кровати держал и сжимал до крови, чтобы пересилить боль. И тут слышу стук в дверь. Костя зашел, я только приподнялся, а он говорит: «Все, Антончик. Я все понял, лежи». Он встал на колени, взял молитвослов, зажег свечу и начал читать молитвы из молитвослова. А у меня сердце еще больше болит. Я держал его руку, сжимая так, что он сказал: «У меня рука посинела». Вдруг он замолк, и у меня боль прекратилась -- моментально. Я повернул голову и вижу: Костя стоит на коленях, а из его глаз текут слезы. Он уже не читал по молитвослову, молился своими словами, с болью в сердце. Так он стоял минут пять на коленях и плакал, как ребенок. Это было 13 октября. А 14 -- Покров Пресвятой Богородицы. Он хотел познакомиться с отцом Валерианом (Кречетовым). И вот мы под Покров, в субботу, решили на следующий день ехать к отцу Валериану в Покровский храм на службу, исповедоваться, причаститься. У меня совсем перестало болеть сердце, тонус прекрасный, нормальный пульс. Утром встали, прочитали правило и поехали на электричке. А у Кости была немощь -- он курил. И он всей душой своей просил Господа Милосердного, чтобы Он дал ему возможность избавиться от этой страсти. Мы читали Евангелие от Матфея. И там Господь говорит: «Имейте веру с зерно горчичное и можете горы переставлять». Костя читает и говорит: «Верую, Господи! Помоги! Брошу курить». Приезжаем в Покровский. Служба, престольный праздник Покрова Пречистой Божией Матери. Отстояли Литургию, исповедовались, причастились. Выдержал он неимоверно -- не покурил с утра.  Закончилось богослужение. Мы вышли. Слева от храма дом батюшки, и там лавочка такая, за калиточкой. Я вижу, батюшка сидит на лавочке. И он меня увидел, позвал: «Антошка! Иди сюда! Как дела?». Обнял меня. Я говорю: «Батюшка, помните, я вам про Костю рассказывал? Православный патриот, друг мой, которого мне Господь дал. Я привез его». Он: «Да, конечно, помню». Костя стоял за калиткой, не решаясь зайти. И батюшка Косте замахал, мол, заходи.  Когда Костя подошел к батюшке, он посмотрел ему в глаза и вдруг спросил: «Куришь?». Костя изумился: «Да, батюшка, курю». А батюшка: «А не курить можешь?» Костя ответил: «Нет, не могу» -- «А вот это грех». Тогда отец Валериан, благословляя, трижды легонечко ударил его в грудь, сказал: «Бросишь». И с этого мгновения Костя перестал курить. До своей смерти так и не закурил.  А как погиб -- это самое главное.  Он распределился после выпуска судебного отделения Военного университета в Департамент управления военных судов начальником отдела кадров. Это, по-моему, полковничья должность. У него была великолепная карьерная перспектива. Он был один, семьи у него не было. И он время свое только на работе проводил, да молился в храмах: всего себя Богу отдавал и служению Отечеству. 23 октября он в десятом часу возвращался с работы. Его маршрут проходил по Дубровке, мимо театрального комплекса «Норд-Ост». Он уже знал о захвате. В это время женщина-заложница выбежала и стала кричать: «Там какие-то люди в масках, в камуфляжах, с автоматами, стреляют. Помогите!».  Константин не раздумывая направился прямо туда, сумел пройти в фойе с черного хода. К нему подошли три «чеха» с автоматами. Костя предъявил свое удостоверение «Департамент управления военных судов», сказал: «Я представитель власти. Детей отпустите, я себя в заложники оставляю». А для них человек в форме, что красная тряпка для быка. Они начали издеваться над ним. Нам потом рассказывала женщина, которая все видела, что ему стали в лицо тыкать стволами автоматов и срывать погоны. Но Костя был здоров не только духом, но и телом. Рукопашным боем занимался. И он двоих почти обезоружил в борьбе. А третий пронзил его автоматной очередью, пять пуль попали Косте в тело. Он упал и, раненый, продолжал бороться. Шестая пуля вошла в голову. Его сбросили по винтовой лестнице в подвал. Когда штурмовали «Норд-Ост», его нашли на четвертый день. Всех уже вытащили. Рабочие и уборщики в подвал случайно спустились и видят: офицер в крови лежит, разодрано все у него, а рядом нательный крестик, сорванный во время борьбы. Ни одна крыса к нему не притронулась. Его правая кисть была собрана в крестное знамение, а левая в кулак. И он улыбался. Мы видели это. Потом мы поехали Костю хоронить, отпевали его только на седьмые сутки в Сарове (Арзамасе-16, откуда Костя был родом). Саров -- место подвигов преподобного Серафима Саровского. Отпевал отец Владимир, его друг, который Костю очень любил. Я стоял в изголовье Кости, ком стоял в горле. Я видел: венчик лежал на лбу. Вдруг заметил -- у него из глаз текут слезы. Прямо в гробу. Я не выдержал, поцеловал в лоб, в венчик, и мне в нос ударил запах свежих яблок. Я подошел к отцу Владимиру и говорю: «Батюшка, Костя плачет». Он подошел, приложился к венчику и минут пять не мог отнять губы от его лба Потом поднял голову и со слезами сказал: «Святой воин, святая смерть». Костю хоронил весь Саров. Я был ошеломлен, сколько людей его знали. Он там вырос. Он батюшку Серафима преподобного так любил!  На кладбище были многие священники, хотели маму повидать, Надежду Степановну, и попрощаться с Костей. Бабушка Надя -- такое чудо! Отец умер к тому времени, остался старший брат.  После похорон мы пришли в комнату общежития Академии бронетанковых войск в Лефортово, где он жил. По традиции, если кто из воинов погибает, оставшиеся святыни раздаются друзьям. Мне, грешному, достался образ Серафима Саровского - Костина икона, его нательный крестик и парадный китель.  Я знаю, что Константину подготовили представление к награде - орден «Мужества». Делал это наш общий с Костей друг. Когда представление принесли начальнику Департамента управления военных судов на подпись, генерал позвонил куда-то. Потом сказал: «Чего-то великовато. Дадим медаль «За отвагу». Переделывайте представление». Конечно, смутился наш друг, мне позвонил, я очень расстроился. Когда принесли новое представление, начальник сказал: «Ты знаешь, там посовещались и решили, ведь мы его туда не посылали, он сам пошел. Как мы его будем награждать?» И ничего не дали. Я уехал в третью командировку в Чечню. Под Аллероем, это населенный пункт недалеко от Гудермесского района, зацепило меня капитально. В засаду попал и был тяжело ранен в глаза. Дали мне второй орден «Мужества». Я его отвез Косте. Не могу не рассказать о том, что было с мамой. Она увидела этот крест ордена, засияла, заплакала от радости, как ребенок, и сказала: «Костя мой! Все-таки государство его наградило!». Я не разуверял, просто отдал орден и все.  Хочу вот еще о чем сказать -- это самое главное. В том бою под Аллероем, в ущелье Аханчилак (Черное ущелье), нашу колонну зажали, подбили головную и замыкающую машину. Колонну по особо опасным участкам маршрута следования должны были сопровождать вертолеты огневой поддержки - «Шмели». А вертолетов не было. Колонна встала, и ее начали методически расстреливать. Я спрыгнул из головного подбитого БТРа и вел с колена огонь по позициям боевиков. Минут через 10-15 боя РПГ-7В («выстрел» от противотанкового ручного гранатомета) попал в броню, в правый борт. Я сидел в метре от БТРа. РПГ взорвался в метрах полутора возле моей головы. Огненно-взрывной волной мне обожгло сетчатку и роговицу глаз, контузило. Меня бойцы затащили за борт горящего БТРа из-под огня. Минут через 25 МИ-8 («Шмели») прилетели к нам на помощь и уничтожили огневые точки боевиков «Нурсами» (управляемые ракеты «воздух-земля» на вертолетах). Духов отбили. Колонна ожила. Меня эвакуировали в Ханкалу -- в госпиталь под Грозным. Это был 2003 год, Константин уже год как погиб. Я лежал в палате, на глазах трехсантиметровый слой повязок. Повязки все в крови и слезах, я ничего не вижу. Стоит рядом Сергей Николаевич, хирург-окулист, и диагноз ставит. Врач говорит: «Ну, что, майор, отвоевался? Видеть ты не будешь». Я был в шоке, невозможно представить. Я подумал, что теперь не смогу читать Евангелие, не смогу видеть Святых икон, не смогу видеть лица дорогих и любимых мною людей. Я представить не мог этого. Трое суток, три ночи я лежал и молился. Даже не молился, а клянчил, просил у Господа Иисуса Христа, Царицы Небесной, Государя Царя Николая, Святого Антония Сийского, Антония Великого, чтобы они мне помогли хоть как-то видеть. И на третьи сутки я заснул. Сон длился часов 12. Я никогда в жизни так не спал. И мне во сне явился Костенька. Я, незрячий, вдруг увидел во сне палату, лежащих раненых бойцов и офицеров; из окна падает луч света, из которого выходит Костя в форме. Он идет ко мне, а я ему говорю: «Кость, братское сердце, ты ли это?». Он говорит: «Да, Антош. Я знаю, тебе сейчас очень тяжело. Но все будет у тебя хорошо». А рядом святой царевич-мученик Алексий в мундирчике. Костя пускает его ко мне, царевич подходит, а я говорю Косте: «Кость, ты где?». А он говорит: «Там, где я, Антош, ты даже не представляешь, как хорошо»... Царевич подходит и кладет мне ручку свою на глаза И засиял свет ярче, чем от Кости, красноватого оттенка. Потом мне отец Валериан сказал: «Он же великомученик, а Костя новомученик». И я проснулся.  Подошел хирург, разрезал бинты, чтобы везти меня удалять левый глаз. Он снял повязку - и я вижу, моргаю от сияния света. Реакция врача была... просто волосы дыбом! Он стал водить рукой перед глазами, а я слежу за рукой -- реагирую. Правда, левый глаз у меня не видит, и я только правым глазом вижу руку врача. И он стал повторять: «Такого быть не может», потом посадил меня в коляску, повез в операционную, стал проверять мне глаза, все время говоря: «Такого быть не может! Ты видеть не должен». И меня эвакуировали в Федоровскую клинику в Москву. Я две недели пролежал в Ханкале и пять дней в Федоровской клинике, куда приехал ко мне батюшка, отец Валериан Кречетов. На второй день примчался родной батюшка. Вид у меня, конечно, был страшный. Он исповедовал меня, причастил, пособоровал... Я рассказал, что со мной произошло, что мне явился Костя. И мы оба рыдали, как дети. Я спросил: «Батюшка, как так? Бог через Костю и царевича Алексия исцелил меня. Я молился одним святым, а мне явились другие». А он взял меня за руку, сжал ее крепко-крепко и говорит: «Антошка, все просто. На Небосводе святости у Престола Бога Всевышнего они все равны. И только разнятся в сиянии святости. И кого сердце твое хотело видеть, того оно и увидело».    P.s. В декабре 2007 года умерла мама Константина Васильева. До этого неоднократно наблюдалось мироточение его фотографий, но перед смертью Надежды Степановны мироточение усилилось. На фотографии явно видно миро-красного цвета, на обратной стороне этой фотографии проявились черты лица Константина.