home memorial

• home
• today
• act of terrorism
• justice
• report
• library
• memorial
• about us
• guestbook

Thank you for taking the time to report the following comment to the administrator of this site.
Please complete this short form and click the submit button to process your report.

Name:
E-mail
Reason for reporting comment

Comment in question

Из газеты "Коммерсант" Written by Лана, on 16-05-2007 07:17 Вчера [01.11.02] на Миусском кладбище похоронили студента Московского военного университета Максима Митина. После штурма здания на улице Мельникова его искали четыре дня. Нашли в морге Лефортова. Максима спутали с террористом.  На кладбище много людей в погонах. Играет военный оркестр. Друзья, пришедшие на похороны, отдают честь.  Максиму Митину было 20 лет. Билет на спектакль “Норд-Ост” он получил в своем вузе — наградили за хорошую учебу. Билетов было мало, всего пять. Сын полковника Захарова, замдекана факультета иностранных языков, однокурсник Максима, переживал, что в этот вечер должен был идти в наряд. Старший Захаров поднимает поминальный стакан: “Простите, не уберегли”. Именно руководство университета после штурма разыскало Максима в морге Лефортова. “Мы четыре дня звонили в больницы, в морги,— рассказывает дядя Максима.— Искали в списках. В списках, как говорится, не значился. Ни мертвым, ни живым. По приметам пришли на опознание. Оказалось, не наш. Нам сказали ехать в Лефортово. Руководство университета разыскало его по своим каналам. Так что нашли, так сказать, по блату. Его привезли вместе с террористами”.  На кладбище приехала заложница Ксения из Ярославля. Чтобы уж точно попасть на “Норд-Ост”, билет забронировала заранее, недели за три. С Максимом познакомились на спектакле, сидели на соседних креслах. “Пока мы там сидели, Максим мне рассказывал, как разбирать и собирать винтовку Еще о том, как разбил отцовский автомобиль”. “Было,— почти улыбается отец.— Двадцать лет — ни одной царапинки. А тут…” Когда боевики сказали, что будут расстреливать военных, Ксения с трудом уговорила соседа отдать ей военный билет. Спрятала в сумочку, так что из документов у Максима остался только университетский читательский. Еще Максим не позвонил родителям. Он из Чебоксар, не хотел тревожить. Ксения опять уговорила дать ей номер приятеля. Позвонила мужу, который в этот день работал и на спектакль не попал. Муж — приятелю Максима, а тот — в университет.  Ксения выписалась в воскресенье с ожогом легкого. “Перед началом штурма мы решили поспать. Я проснулась за несколько минут до газовой атаки, а Максим нет. Может, поэтому я здесь, а он…” Родственники пострадавших знают, что у спящих было больше шансов выжить, ведь учащенное дыхание наступает от испуга. Ксения говорит, что все сидевшие рядом выжили. Родители Максима считают, что сына долго не выносили из здания, как террористов. “Может, спутали,— предполагает старший Митин.— Он у нас крепкий был, высокий. По слухам, некоторых ребят заподозрили в пособничестве. Но нашего-то как? У него же лицо доброе. Зачем его в предатели?” В морге Лефортова было шестеро таких, как Максим.  С фотографии в черной рамке смотрит молодой человек в камуфляже. В гробу — студент университета в военной форме. Похороны прерываются прощальным огнестрельным залпом. Ксения вздрагивает: “Они все время палили в воздух. Просто так, для разрядки. Чтобы держать нас в тонусе”.  На поминках преподаватели и однокурсники Максима говорят похожие слова: добрый человек, хороший товарищ. Александр Захаров поднимает стакан: “У нас воюющий факультет, ребята служат в горячих точках". Они же языки знают. Их используют на спецзаданиях. Весной поедут в Чечню. А там… У каждого перед глазами будет лицо погибшего товарища”.  Юлия Тарарута  02.11.2002