Родился 11 сентября 1975 года в Москве. Закончил Российскую Академию Музыки имени Гнесиных. Работал в оркестре Министерства Обороны. В «Норд-Осте» играл с начала постановки.

Тимур родился одиннадцатого сентября… Наваждение какое-то… Родился в день теракта и умер в день теракта… Год назад он нашел эту работу. Как говорится, «халтурку», которая стала в результате основной, потому что деньги в основном были там… Мы, конечно, радовались…

Мы с ним познакомились в Швейцарии, в совместной поездке. Это была любовь с первого взгляда. Я когда его увидела, сначала решила: «Таня, даже и не думай о нем – такого человека у тебя никогда не будет…». А потом все завертелось, закружилось, и стало ясно, что он – совершенно родной человек. Что мы и песни одни и те же любим, одну и ту же музыку слушаем, читаем книги одни и те же, и что мы с ним во всем похожи… Три недели катались по Европе на автобусе, попали в эту сказку… Когда вернулись домой, уже решили, что поженимся. Поняли, что нам никого кроме друг друга не нужно. Решили выждать какое-то время – пока он доучится, пока я институт закончу. Два года встречались, а потом Соня решила, что ей пора родиться. А раз она так решила, и мы тоже решили: пора. Мы с Тимуром жили душа в душу. Те мелкие неурядицы, какие у нас случались, и которые в масштабах нашей семьи казались громадными,— какая же это была мелочь, какой мизер по сравнению с тем, что бывает в семейной жизни! Меня наши неприятности просто смешили, я ему всегда говорила: «Знаешь, у нас с тобой такие цветочки, у людей такие ягоды…». Мы с ним вообще никогда не ссорились, ничего подобного не было. Настолько подходили друг другу по душевным качествам, что это просто исключительный случай. Сонечка у нас родилась, тридцатого января ей будет три года. А уж какая у них была любовь! Как он Соню любил, как она его любила! И я любила эту любовь, любила, что они друг друга так любят. Я их любовь в семье просто культивировала. Если Соне что-то надо было доказать, Тимур за меня всегда горой: «Мама сказала, значит надо так сделать». И я то же самое: «Раз папа сказал, значит надо». Никогда мы друг друга перед ребенком не подставляли, держали авторитет друг друга перед ребенком. И она это очень сильно чувствовала, а сейчас чувствует утрату… Цепляется за меня, как за соломинку: «Мама, не уходи, останься…»

Тимур был очень целеустремленной личностью, очень упорно занимался своей профессией. Я его в этом поддерживала. Утром он уезжал в армию, днем шел к родителям заниматься, а вечером – в «Норд-Ост». И где-то в одиннадцать, половине одиннадцатого приезжал домой. Я говорила ему, что он не умеет отдыхать. Мы решили, что накопим денег и в следующем году поедем куда-нибудь отдохнуть.

О таком человеке любая женщина может только мечтать. Он был такой потрясающий домостроевец – знал точно свои мужские семейные обязанности. У нас было четкое разделение труда: он делает свое, а я свое – и каждый был доволен.

Его всегда волновали политические вопросы, он переживал за то, что у нас в России происходит, говорил: «Почему же мы, русские, терпим, что с нами так обращаются?!». Я его спрашивала: «Кто-кто тут русский?» — смеялась, потому что он татарин. Мне иногда кажется, что Тимура сгубила его фамилия. Я его нашла в седьмой больнице вечером в субботу. Нас пропустили через кордон на улице – с трудом, но пропустили. Мы пришли в реанимацию, вышел милиционер и сказал, что сейчас узнает. Вернулся, на животе автомат,— и прямо мне в лоб: «А он умер!». Ни врач ко мне не вышел, никто. Они нас там явно не ждали. Очень некорректно поступили, конечно… Я просила прокурорских работников, которые там были: «Дайте хоть с телом проститься, его же сейчас порежут…» Они сказали – нет, будет экспертиза». И не пустили. А при этом еще сидят и ухмыляются: «Как-как фамилия? Хазиев? А, чеченец что ли?» Мне стало настолько плохо – я просто не знала, что им сказать! У них в руках его документы, прописка, бейд «Норд-Оста», в конце концов,— что он музыкант… И говорить при этом мне: «Чеченец!» — это такое кощунство… Но это еще не все! История, как говорится, продолжается. Оказывается, когда мы вышли из больницы, в семь — половине восьмого вечера, в это время сюда, в нашу квартиру, ломилось человек двадцать: милиция, ФСБ, не знаю еще кто. Решили на всякий случай проверить – не террорист ли он! Ворвались к нашей соседке, начали ей трепать нервы. Она им доказывала, что здесь живет молодая семья, москвичи, муж – музыкант… Просто кошмар!

О том, как все началось, я узнала случайно. Тимур знал, что я вечером не смотрю телевизор, он позвонил маме и попросил ее позвонить мне и сказать, что он придет домой попозже… Заботился обо мне, надеялся, что я хоть эту ночь посплю. Он позвонил мне один раз. Сказал, что террористов человек тридцать, есть женщины. Я плакала, сказала, что очень его люблю. Мне бы кричать туда: «Только вернись, только вернись!» Толком так ничего и не успела сказать. Мне потом ребята рассказали, что впереди сидела какая-то девчонка, она замерзла – он ей отдал свою куртку, дал телефон, чтобы она могла позвонить. У нее потом этот телефон отобрали. Зная Тимура, я уверена, что если ему доставалась какая-то вода, он наверняка и воду отдавал.

Когда начался этот штурм – я знала, что-то такое происходит,— все время молилась… И тут я увидела каким-то периферийным зрением, как Тимур, в темных джинсах, в своем свитере меня к себе как будто манит немножко – посмотри на меня – а сам не заходит в эту комнату… И прямо слышу его голос: «Со мной все, все будет хорошо…». И все пропало… И я подумала: все хорошо… А потом – как же, если я его видела, наверное, его душа уже вышла из тела!.. И тут у меня звонит телефон и мне из оргкомитета говорят, что штурм уже прошел, и людей вывозят автобусами… А вечером я его нашла.

Из журнала «Филармоник» № 4 2002г

комментариев (1)

добавление комментария
Пожалуйста, оставляйте комментарии только по теме.
имя:
e-mail
ссылка
тема:
комментарий:
Код:*
	я хочу получать сообщения по е-почте, если комментарии будут поступать еще

Powered by AkoComment Tweaked Special Edition v.1.4.6
AkoComment © Copyright 2004 by Arthur Konze — www.mamboportal.com
All right reserved