Анна Тэвильевна Шифрина – это моя мама. Я не умею думать о ней в прошедшем времени… потому что не может быть так, чтобы её нигде не было… Она есть всегда, сколько помню себя, лет наверное с четырёх… С самого начала – большая, весёлая, нежная, смеющаяся, красивая, сильная… очень сильная и очень добрая. Мама смеётся, печёт пирог, утешает, сочиняет со мной стихи, варит кофе и снова смеётся. Шьёт мне карнавальный костюм из своего вечернего платья и нашивает на него свои «взрослые» малахитовые бусы, снова варит кофе всем соседкам сразу, полночи объясняет мне, как решать алгебру (даже в конце года,начиная с первого параграфа учебника), не выдерживает – злится, смеётся, укладывает меня спать и предательским каллиграфическим почерком записывает решения задач в тетрадку пяти! классницы. Она работает, всегда, много и тяжело. Приползает поздно вечером, забирает меня, последнюю с продлёнки, целует, просит прощения, на всякий случай не проверяет дневник… Кормит меня и троих соседских мальчишек одной куриной ногой и ещё чем-то, страшно вкусным, создающим основной объём блюда. У мамы едят все, даже дети, которые не едят принципиально.
У нас едят даже – манную кашу, бутерброд с салом или горячее молоко с нарезанными и утопленными в нём кусочками бородинского хлеба. Мама не уговаривает и не шантажирует, она только смеётся и очень вкусно ест сама… ест то, что остаётся от ужина, после троглодитки-меня, соседских мальчишек, заглянувших на сигаретку мам этих мальчишек и любимого племянника, неожиданно забежавшего между институтом и свиданием. (В общем, лет до четырнадцати, глядя на маму, я искренне считала, что в яблоке самое вкусное – огрызок и шкура, а в котлетах – то, что подгорело.)
Мама курит вечернюю сигарету с соседкой, выслушивая очередную семейно-горестную исповедь, обнимает её, говорит: «Да ладно тебе, Анька, все мужики сволочи и наш с тобой – не исключение» — смеются обе, снова пьют кофе, мама раскладывает карты и там, как всегда: «Всё хорошо, Анька!» «И вообще, не переживайте, девочки – скоро выйдет солнце!» – любимая мамина присказка и заодно – способ восприятия окружающего и окружающих.
Каждые выходные мы уезжаем к бабушке и дедушке на Новокузнецкую. Дедушке почти девяносто, бабушка много лет прикована к постели, нас очень ждут. Мама открывает дверь своим ключом, зажигает везде свет, целует дедушку, обнимает бабушку – и сразу всё оживает: она кормит нас с дедушкой чем-то невероятно вкусным (не исключено, что это гречневая каша с молоком), протирает полы, смеётся, моет и причёсывает сразу повеселевшую и разрумянившуюся бабушку; ловко, анекдотом, отвлекает дедушку от проверки моих школьных знаний, что-то печёт, отправляет меня угощать соседей этим чем-то, смеётся, ложится в кровать «приспать» меня, для эффективности читая мне что-то из Нового мира – увлекается, и засыпает первая.
А вот мы дома, и у нас очередные гости, откуда они только не приезжают: Волгоград, Питер, Целиноград… И все – друзья, и тут уже совсем весело: мама встречает, обнимает, смеётся, кормит, ругает за подарки и хвалит за новую причёску, работает, как фабрика-кухня… неиссякаемые шутки, кофе и водка. Она переползает спать ко мне на диванчик, но появляется там редко – хочется общаться и кормить… В выходные ознакомительные выгулы гостя в театры и на вернисажи – гость в восторге, я прыгаю на одной ноге от ощущения свободы и праздника, да и мама, кажется, совершенно счастлива…
Так идёт жизнь, ну, почти так, с поправкой на моё взросление и несносный переходный возраст. Но и тут у мамы «включается» чувство юмора… Сколько всего я слышу от неё в тот период: и то, что у меня «не очередь поклонников, а парад уродов», и то, что «только дураков тянет на красное и блестящее», и уж, конечно, мама с моим гипотетическим первым мужем даже знакомиться не собирается! «А какой смысл? Он же сбежит через три дня, обнаружив в кровати первый огрызок яблока!!!» И самое главное, незыблемое – «девочка должна ночевать дома»! Ещё много метких, и таких точных выражений, но обижаться невозможно – и мы обе смеёмся, и уже вместе сочиняем хлёсткие прозвища каждому участнику моего «парада». (Все они, кстати, нежно любили маму.)
Ссорились всерьёз мы нечасто, но когда силы и чувство юмора всё-таки покидали маму, она грозила: «Всё, уеду от тебя в Орджо (посёлок с морем в Крыму – любимое место маминого отдыха), куплю козу и уйду с ней в горы… и делай здесь, что хочешь!» Поскольку колоритный этот сценарий повторялся периодически, то «пугательную» свою функцию перестал выполнять достаточно скоро, и только смешил слушателей – уж больно нелепой и фантастической представлялась эта картинка…
Сильно позже я увижу живьём многое из того, что рядом с мамой считала нелепым, фантастическим, чудовищным и несправедливым, и уже поэтому невозможным…
…А дальше… дальше было 23 октября 2002 года, и слово «Норд-Ост», на которое я так и не научилась не вздрагивать, и три страшных дня ада, пронизанного одной единственной мыслью и одной надеждой, на чудо. В то, что случилось потом, я не верю и не умею научиться. Я верю в то, что мама, как и собиралась, уехала в Крым, купила козу и ушла с ней в горы Орджо. И теперь всё в этой картинке для меня – гармонично и осмысленно. Хотя бы потому, что когда я, сидя на кухне с чашкой кофе и сигаретой, смеясь, раскладываю очередной подруге очередные карты, я совершенно явственно слышу и повторяю мамино: «Не переживайте, девочки – скоро выйдет солнце!»
1. Из доклада Светланы Ганнушкиной от 21.06 автор: Лана, дата: 16-03-2007 16:16 … В результате штурма Театрального центра на Дубровке погибла мать волонтера «Гражданского содействия» Татьяны Шифриной — Анна Тевильевна Шифрина, находившаяся на спектакле в качестве зрителя. Татьяна уже несколько лет преподает русский язык в Центре адаптации и обучения для детей беженцев, действующем в составе Комитета «Гражданское Содействие». Анну Тевильевну хоронили 30 октября. Мать одного из учеников Тани, Аминат Асуева, не смогла попасть на похороны из-за того, что по дороге ее дважды задерживала милиция, хотя Аминат умоляла отпустить ее на похороны.
2. вспоминает Артем Казанович автор: Артем Казанович, дата: 17-09-2008 06:31 Мы были молоды. Не распрощавшись до конца с подростковым нигилизмом, вчерашние дети, мы не подпускали к себе никого постороннего. Заслужить наше доверие смогли лишь самые достойные, только их мы были готовы пустить в свой мир.
Одним из немногих взрослых друзей, сумевших подобраться к нам на близкое расстояние и приручить, была Анна Тэвильевна. Наверное, это не удивительно, если принять во внимание поразительное сочетание лучших человеческих чувств и качеств, которыми она согревала окружающий мир, с помощью которых подбирала ключи к нашим недоверчивым душам, и которым мы учились у нее, как у достойнейшего учителя – жизнелюбие, гостеприимство, чувство юмора, сочувствие, открытость, радость, доброта и любовь.
Принято говорить, что люди ценят только то, что теряют. Здесь – это не так. Мы всегда любили Анну Тэвильевну, когда она была с нами. Когда ее с нами не стало, к нашей любви добавилась ужасная боль утраты. Непереносимо тяжело, грустно, и по-детски обидно, что мы потеряли настоящего друга.
Проходят годы. Но по-прежнему хочется повернуть время вспять, не допустить того, что случилось. Это невозможно. Что же нам остается делать? Ответ очень прост. Стараться быть такими людьми, которыми бы она гордилась. Это – лучшая память, которую мы можем воздать нашему Другу и настоящему Человеку, Анне Тэвильевне Шифриной.
3. вспоминает Тамара Тевельевна Бердышева, автор: Ольга Лавут — по просьбе Т. Ши, дата: 17-09-2008 06:33 «Анюта» — так называли её все: родные, соседи, друзья… Она относилась к тому типу людей, о которых говорят: «Хорошего человека должно быть много!» И её действительно было много. При этом она удивительно легко и быстро двигалась, обладала способностью превращать в родных почти всех людей, с кем общалась: соседей, сотрудников, знакомых…
Её большое сердце принимало боль и радость большого круга друзей и родных, и друзья становились родственниками, а родственники друзьями её друзей. Большое чувство юмора делало общение с ней интересным и очень привлекательным, и на её собственные недостатки позволяло смотреть с улыбкой. Например,она очень любила опаздывать… на работу, в гости, на встречи, при этом когда ей говорили: «Ну как можно так опаздывать на работу?!» Она отвечала: «Начальство надо воспитывать!» И, кажется,ей это удавалось.
А родных она тем более к этому приучила. И мы знали, что на день рождения она появится ближе к торту… и тогда – праздник продолжается. Она живо и увлекательно рассказывает о своих рабочих делах, и никто за столом не остаётся невовлечённым в дела строительной фирмы…
Однажды, приблизительно за год до Норд-оста, Анюта была за что-то на меня так обижена, что ещё весной пригрозила не придти на мой июльский день рождения. Прозвучало это вполне серьёзно и очень неприятно. Когда наступил мой день рождения, гости собрались и все спрашивали про Анюту, я говорила всем, что её не будет… Настроения не было, на душе скребли кошки, и вдруг… часов в девять вечера раздался звонок в дверь. На пороге Анюта с огромным букетом цветов (она очень любила дарить цветы и вообще… дарить). Вплывает в комнату, сбрасывает с плеч шёлковую шаль (она очень красиво их носила)… С этого момента и начинается веселье – всё становится на свои места. Словом, Анюта – человек-праздник, добрейшая душа, принимавшая участие в жизни колоссального колличества людей: друзей, сотрудников, родных, друзей дочери.
Уже после гибели Анюты, в годовщину трагедии, на площади напротив ДК, там, где стояли фотографии погибших, стояла и фотография нашей Анюты. Ко мне подошла молодая женщина, сумевшая вынести газовую атаку спецназа и выжить той страшной октябрьской ночью. 23 октября 2002 года она была на работе, продавала в фойе ДК напитки и сладости и попала в заложники вместе с актёрами и зрителями мюзикла. Мне она сказала, что специально пришла и ждала у Анютиной фотографии её родственников или друзей, чтобы рассказать им о том, как эта малознакомая ей тогда, немолодая, усталая женщина своим юмором и добрым отношением к людям помогла ей пережить те страшные события.
4. вспоминает Альбина Лир автор: Альбина Лир, журналист, дата: 17-09-2008 06:34 Меня не было в Москве в эти дни… Когда по информационным агентствам прошло первое сообщение: «захват заложников в театре российской столицы», я еще не понимала, что трагедия на Дубровке станет моей личной трагедией.
Анна Тэвильевна никогда не была для меня просто мамой моей подруги. У них на Преображенке я чувствовала себя как дома, с самого начала. И это, конечно, было заслугой Анны Тэвильевны…. «Тэвильны» — как мы все ее про себя называли. Полуопущенные веки, бархатный голос (только она умела говорить «Лирушка» как-то по-особенному тепло) и улыбка. Даже тогда, когда улыбаться совсем не хотелось.
Тэвильна всегда много работала, иногда плохо себя чувствовала. Она приходила вечером с огромным количеством пакетов. Садилась на свое место за столом на кухне и говорила: «Так, дайте мне пару минут отдохнуть и тапки. Татка, ты гуляла с Тигром?». А дальше – неизменный кофе, сигарета и разговоры до утра.
Сигареты! Мне трудно было представить, что вот так я могу сидеть и болтать с собственной мамой – противницей курения. У Тэвильны был другой подход к проблеме «отцов и детей» и меня он восхищал. Неизменные чувства такта и юмора – вот, пожалуй, те черты характера Анны Тэвильевны, которые так сильно мне импонировали.
Как-то Татка уехала в Крым. Тэвильна ее проводила, вернулась домой и обнаружила, что дочь забрала и свои ключи, и мамины. «Прихожу я домой, ищу ключи, вижу, что их нет,— рассказывала потом Тэвильна с улыбкой,- и понимаю, что оказалась я наедине с вечностью». Вот это «наедине с вечностью» я помню до сих пор. Дальше был вызов службы спасения. На вопрос «есть ли в доме звери»… Анна Тэвильевна ответила: «Есть, Тигр, но он добрый»! Добрый Тигр. Только вхожие в семью Шифриных знали, что Тигр – это вовсе и не тигр, а добродушный черный пес…
Дни рождения Татки. Как же Тэвильна всегда переживала, что ничего не будет готово в срок. Хотя, по давно сложившейся традиции, все знали, что съестное донесут со всех этажей, а комната Татки убрана мной же накануне. Тэвильна хотела, чтобы все было «как у людей». Я не знаю, КАК у людей. Но все праздники на Преображенке проходили так тепло и весело, что народ продолжал гулять еще несколько дней.
Мы очень сблизились после Таткиного замужества. Тэвильна переживала. Но как ненавязчиво, с каким достоинством! Мы могли говорить часами по телефону. В какой-то момент я даже перестала понимать, кто же именно мой друг, что именно тянет меня на Преображенку.
Когда я получила приглашение поехать на работу в Лион, был собран совет (моей мамы в это время в Москве не было). Весь «преображенковский клан» стал меня в голос отговаривать. Все, кроме Тэвильны. Когда мы с ней остались одни, именно она первая сказала: «поезжай, это хороший шанс, хотя нам без тебя, конечно, будет грустно». И я уехала.
Меня не было в Москве в эти дни… Поэтому мне «легче» обманывать себя тем, что просто в суматохе московской жизни я все никак не могу найти время, чтобы приехать к Тэвильне на кофе и сигаретку. Но когда-нибудь ведь это произойдет. И я уверена, нам будет о чем поговорить.
5. вспоминает Ольга Лавут автор: Ольга Лавут, переводчик, дата: 21-09-2008 13:49 Я переживала, что недостаточно часто бывала на Преображенке, недостаточно много общалась с Тэвильевной. Но те несколько раз – настолько яркие… мы приезжали в гости – на дни рождения. Всегда до последнего момента у хозяев было ощущение, что ничего не успеется, и Анна Тэвильевна была таким сочетанием паники и спокойствия – с одной стороны, гостей нечем кормить, с другой – еще можно успеть переодеться и предстать потом настоящей королевой.
У моей старшей дочери день рождения в тот же день, что и у Анны Тэвильевны. Но ни одного общего дня рождения отметить не успели – Варьке исполнился год уже после Норд-Оста. А до него, в начале октября, был день рождения Тани – и я ужасно рада, что успела все-таки Варю познакомить с А.Т. А когда она подрастет – я ей расскажу, с каким человеком она родилась в один день.
В общем, неважно, как часто виделись. Самое яркое в памяти – не отдельные четкие картинки, не подробные примеры. Хотя и они есть: День рожденья Тани, еды полно, гостей полно. Танина подруга, так, сама с собой разговаривая: «Неужели совсем нет сладкого?» – и Анна Тэвильевна идет печь пирог. Ночует подруга Таньки, только легли, но по будильнику встает, чтоб позвонить бабушке, сказать, что едет на пару – и плачет потом («Я соврала бабушке!»), а Анна Тэвильевна (с каким весельем и иронией она должна была за этим наблюдать!) ее утешает. В нашу «школу для детей беженцев» Анна Тэвильевна привезла щедрый подарок – огромный заварной чайник и кучу чашек. И среди них – разных, с цветочками и без – одна сиреневая, с надписью «Ольга». Лично мне. Как я была горда!
Не картинки, а образ – человек, с которым всегда есть чем и зачем поделиться. И еще – часто ловлю себя на том, что про какие-то проблемы думаю: вот Анна Тэвильевна могла бы сказать мне, что и как теперь делать…
6. Вспоминает Илья Колмановский автор: Илья Колмановский, учитель, дата: 17-09-2008 06:46 Впервые я увидел её осенью, в середине октября. Анна Тэвильевна Шифрина уютно и прочно сидела на уютном и прочном диванчике в углу кухни. Прихожая, кухня, дочь, племянник и горячий ужин – вот пять элементов, пять точек приложения её усилий, которые прямо с порога говорили мне, гостю: все, что делает эта женщина, она делает хорошо.
Еда глоток за глотком прогоняла мерзлоту из тела; Анна Тэвильевна расспрашивала нас о жизни, с интересом и живостью человека, который знает и любит людей. Я выпил рюмку водки, и ясно почувствовал: вот ради этого стоит жить в Москве. Стоит холодным пасмурным октябрьским днем толкаться в транспорте, видеть, как предзимняя депрессия сводит лица прохожих в агрессивные гримасы, стоит ходить в джинсах, по колено забрызганных грязью. Ведь только тогда ты сможешь по-настоящему затосковать, и только тогда сработает этот чисто московский эффект: в одну минуту, ты, соприкоснувшись с человеческим теплом, вот как у Анны Тэвильевны, воспаришь, и все твое существо охватит чувство любви и радости жизни. Серьезно, без дураков.
Мы дружили несколько лет. Анна Тэвильевна все время помогала образовательному центру, где мы с её дочерью Таней учили беженских детей (в основном чеченских) школьным наукам. Я бывал у неё несколько раз в году, почему-то всегда осенью – то это был её день рожденья, то день рожденья Тани, то просто гости. А может быть, я приходил именно осенью потому, что бессознательно стремился снова испытать чисто осенний «эффект Анны Тэвильевны», эту квинтэссенцию добра и смысла, побеждающего холод, серость и угрюмость.
Когда Анна Тэвильевна попала в заложники, тоже была осень. Длилось это, как известно, три дня. Все время лил дождь, ледяные капли стекали по голым черным веткам деревьев, по лобовому стеклу моих жигулей, в которых я прожил все эти три дня, по каскам спецназовцев из оцепления. Мы бессмысленно толкались в маленькой школе около Норд-Оста – кризисном центре для родственников заложников. Иногда я отлучался по каким-то делам, и ездил по улицам, иногда ходил пешком – я видел, чувствовал, как страшно изменился город. В тот год в Москве не было надежды, никаких шансов выиграть борьбу со стихией, со злом – внутри и снаружи человеческой души.
После того как все кончилось, после того, как по родимому пятну мы нашли её на вторые сутки поисков в морге, после того как похоронили и помянули – я продолжил обычную жизнь. Я ездил по городу, и ходил по нему пешком. Я и сегодня езжу и хожу пешком; и сегодня – снова осень. И сегодня, как и во все дни, прошедшие со времени Норд-Оста, я точно знаю одну важную вещь.
Да, город навсегда изменился. Я начал с того, что сказал: в Москве стоит жить ради таких людей, как Анна Тэвильевна. Их остается все меньше и меньше, и вообще человеческое пространство стремительно схлопывается; его сминает та же равнодушная рука, которая допустила Норд-Ост, допустила Беслан и допустит, похоже, еще многое. Но я не уеду. Я чувствую, что именно мы, оставшиеся, должны сохранять и нести тепло, полученное от прошлых поколений, от тех, кто даже в самые лютые советские зимы всегда создавал вокруг себя этот неповторимо московский человеческий эффект.
8. автор: Ольга, дата: 21-09-2020 14:25 Как тепло написано о маме, друге, коллеге, учителе. Я по вашим воспоминаниям, представляю воочию, какой она была! Соболезную. Царствие небесное, вечная память.