15 лет назад, 26 октября 2002 года, российские власти прервали переговоры с террористами, захватившими Театральный центр на Дубровке в Москве, и начали штурм здания. Террористы, ворвавшиеся в центр и требовавшие вывода российских войск из Чечни, в течение трех дней удерживали в заложниках около тысячи человек – артистов, персонал центра и зрителей мюзикла «Норд-Ост». Рано утром 26 октября в зал был пущен газ, состав которого до сих пор засекречен. По официальным данным, погибли 130 заложников, по данным общественной организации «Норд-Ост» – 174 человека, более 700 пострадали, все террористы были убиты.

Бывшие заложники и родственники тех, кто погиб при штурме, убеждены, что ответственность за многочисленные жертвы лежит не только на террористах, но и на российских властях.

Родные погибших до сих пор не получили внятных ответов от властей – от какого именно газа, пущенного в зал перед штурмом, погибли их близкие, что еще могло быть причиной гибели заложников, как террористы привезли оружие в Москву и захватили ДК, сколько их было на самом деле и почему участников штурма награждали тайно.

Следствие по делу приостановлено, в этом году Верховный суд России сократил до 18 лет и девяти месяцев срок лишения свободы осужденному за причастность к теракту в Театральном центре на Дубровке Хасану Закаеву. В марте суд приговорил Закаева к 19 годам лишения свободы в колонии строгого режима и обязал его удовлетворить гражданские иски потерпевших на сумму в несколько десятков миллионов рублей.

В день 15-летия трагедии мы поговорили с людьми, чьи родные погибли в результате штурма, и с выжившими в теракте.

Светлана Губарева, которая живет в Казахстане, потеряла в «Норд-Осте» 13-летнюю дочь Сашу и жениха, гражданина США Сэнди Букера. 23 октября 2002 года они с дочерью получили американские визы и собирались в Оклахому. Решив отпраздновать радостное событие, они пошли на мюзикл. С тех пор жизнь Светланы перевернулась. Но она пытается объяснить, что заставляет ее год от года рассказывать свою историю, встречаться с родными других погибших и вообще жить:

– Еще на похоронах Саши я решила, что я осталась здесь, для того чтобы рассказывать. Рассказывать о том, что случилось, для того чтобы это не повторилось! И все, что я сейчас делаю, я делаю не* для своего ребенка. Я это делаю для ваших детей, которые сейчас живы, и дай Бог, чтобы они были живы всегда, – говорит Светлана.

Как и многих других родственников погибших, женщину абсолютно не устраивает позиция государства, решившего, что все долги жертвам теракта уже выплачены, а дело закрыто:

– То, что произошло, покрыто в России такой же тайной, как убийство Кеннеди в США. Власти не хотят отвечать за то безобразие, которое было организовано вместо операции по спасению заложников. Я не компетентна оценивать, насколько грамотно провели штурм, но что касается спасательной операции, это видели все. Это нельзя назвать спасательной операцией, это было безобразие, – вспоминает Светлана.

К ее жениху Сэнди врачи подошли только в 8.30 утра дня штурма лишь для того, чтобы констатировать смерть. О гибели Саши Светлана не может вспоминать без слез даже спустя 15 лет:

– Саша – это ребенок, которого раздавили в автобусе. Она оказалась в «пазике», который пришел в 1-ю Градскую больницу, и в этом «пазике» было 32 человека, больше 30, и на дне этой кучи была Саша. Ей было всего 13 лет. А все остальные в этой куче были взрослые люди. Мне кажется, очень важно помнить об этом. Потому что память о том, что случилось, на самом деле, может спасти чьи-то жизни сейчас. Это правда. К сожалению, власти не хотят помнить об этом ни здесь, ни в Казахстане. Я пыталась добиться, чтобы в память о Саше в Казахстане установили мемориальную доску, но мне отказали. Мотивировали тем, что она ничего не сделала для страны. Да, она не успела ничего сделать для страны, но память о ней может спасти чьи-то жизни. Их убедить я в этом не могу, не получается. И это на совести тех, кто не хочет помнить, кто не сделал все, что мог, для ее спасения, – говорит Светлана Губарева.

Когда террористы захватили заложников, перед властями страны встал вопрос, как провести штурм заминированного здания и при этом избежать взрыва. Тогда было принято решение использовать усыпляющий газ. Ранее при освобождении заложников подобный способ не использовался. Точный состав газа неизвестен до сих пор. Также неизвестно, по чьему приказу газ был применен. Минздрав назвал формулу государственной тайной.

В ФСБ заявили, что на Дубровке была применена «спецрецептура на основе производных фентанила». А президент Владимир Путин объявил газ «безвредным». Медикам, спасавшим жизни заложников, никто не сказал ни о примененном газе, ни о необходимых антидотах.

Некоторые независимые эксперты предполагают, что вместе с фентанилом (опиат, по действию в сотни раз сильнее героина, нашедший применение в медицинской практике) был применен галотан – снотворный газ, обладающий высокой летучестью.

Дмитрий Миловидов, потерявший в теракте 14-летнюю дочь Нину, все эти годы активно борется за восстановление справедливости и ищет ответы на вопросы, кто же действительно виновен в гибели людей:

– Наше государство просто не смогло спасти наших близких. Это чудовище, людоед, который съел жизни наших близких ради политических амбиций. Незнакомые люди порой приходили на кладбище и, видя дату на доске, спрашивали: «А кто это? А что это?» И когда узнавали, что это «Норд-Ост», говорили: «Сейчас не старое время, вы должны разобраться», – говорит Дмитрий.

По его словам, думать о том, что за прошедшие посте штурма «Норд-Оста» и гибели людей 15 лет ничего не изменилось, не совсем справедливо:

– Многое изменилось, в том числе и отношение властей к нам. Мы дали им понять, что с нами придется разговаривать. Если на первую годовщину они собирались отдельно, за час до нашего мероприятия, стояли к нам, простите, задами, что велели, пел Кобзон, что велели, врал Рошаль, а на нас никакого внимания не обращали, то теперь они стоят рядом с нами. Возможно, из-за человечности, и тут надо отдать должное покойной Людмиле Швецовой (заместитель мэра Москвы по социальной политике с 2000 по 2011 год. – Прим. РС), которая много сделала для помощи потерпевшим. Возможно, из-за маленькой фразы в материалах дела: «В 19 часов экипаж патрульно-постовой службы (называются фамилии) убыл с дежурства от Дворца культуры для разгона несанкционированной уличной торговли у метро „Кузьминки“…» В аббревиатуре этой патрульной службы присутствуют две буквы – «ММ», муниципальная милиция, то есть ответственность не снимается и с городских властей. За эти 15 лет нам удалось получить доступ к материалам дела, но это было сделано довольно окольным путем, через Европейский суд по правам человека. В то же время ответы на многие вопросы не получены, – говорит Дмитрий Миловидов.

Он напоминает, что дело о теракте не закрыто, а приостановлено, из него периодически выделяются отдельные дела, происходит возобновление процесса на один-два месяца, после чего дело вновь приостанавливается:

– Недавно прошел суд над неким Закаевым, властями он был представлен как организатор теракта, но еще с 2004 года мы знали о его истинной роли и никаких иллюзий по поводу этого процесса не питали. Но мы выполнили свой гражданский долг, потерпевшие ходили на процесс, давали показания, представляли ходатайства, которые судом не были удовлетворены. Ходатайства были такие, как истребование материалов спецслужб, что это было за спецсредство, проходило ли оно испытания, почему так много жертв при его применении, имеется ли антидот к нему, какие меры были приняты для минимизации количества жертв. Такие вопросы задавал и Европейский суд по правам человека. Российское правительство отвечать на эти вопросы не стало, а Европейский суд особо и не настаивал, не рискуя потерять взносы России в общий фонд содружества Европы, – говорит Миловидов.

По словам Дмитрия, родные погибших пытаются и сами выяснить, какой именно газ убил их близких, и почти уверены, что нашли ответ:

– Кафентанил, который предположительно был одним из компонентов примененного спецсредства, только пару лет назад был включен в российский список опасных наркотических веществ. Вместе с тем он применяется, как правило, исключительно ветеринарами для усыпления крупных животных, потому что рассчитать дозу для человека практически невозможно, что и показал «Норд-Ост». Применение его таково: организм охлаждается до 28 градусов, и только при этих условиях как-то удается купировать спазм дыхания, который он вызывает. Вот такой очень легкий способ применения, доступный каждому фельдшеру, такого «безопасного вещества», как его назвал господин Путин в своем интервью.

О том, почему же спецслужбы применили газ, о котором ничего не знали, у Дмитрия Миловидова так же есть версия:

– Стояла задача – уничтожить террористов. Возможно, этот газ использовали для предотвращения паники среди заложников. То есть заложники мешали всем: террористы не знали, что с ними делать – их надо кормить, поить, водить в туалет, а власти не знали, как от них избавиться, чтобы они не мешали спецназу штурмовать здание. То есть заложники не нужны были никому, – полагает Миловидов.

По информации общественной организации «Норд-Ост», многие бывшие заложники стали инвалидами. После взаимодействия с ядовитым газом у людей нарушилось кровообращение, функции дыхания. 12 человек полностью оглохли. У многих сильно упало зрение. Заложникам ставят диагноз «пропадание памяти». Многие родственники погибших заложников считают, что власти не обеспечили освобожденным людям своевременной квалифицированной медицинской помощи. В результате одной из основных причин большого числа погибших явились неверно организованные вынос и эвакуация спящих заложников, при котором из-за неправильного положения (с наклоном тела и головы вперед или назад) у них были перекрыты дыхательные пути, что вызывало асфиксию.

Живых и мертвых заложников складывали штабелями на асфальт перед зданием театрального центра, потом всех грузили в автобусы и «рафики». Несмотря на то что у многих пострадавших в результате газовой атаки начались рвотные позывы, людей выносили и укладывали на спину. В автобусы заложников сажали с запрокинутой назад головой. Из-за этого люди захлебывались рвотными массами и умирали.

Журналист Ольга Черняк, пришедшая 23 октября 2002 года на мюзикл «Норд-Ост» со своим мужем, первой сообщила о том, что центр на Дубровке захватили террористы. Им повезло: врачи смогли спасти их жизни, но еще долго Ольга не могла прийти в себя – во всех подозревала террористов, всегда искала запасные выходы, боялась толпы.

– 15 лет прошло, но до сих пор мне это трудно вспоминать. Но я счастлива, что выжила, я скорблю по тем, кто погиб, и благодарна своим друзьям, которые многое тогда сделали для нашей семьи, – вспоминает Ольга. – Они не ахали и охали, смотря телевизор, где показывали эти страшные кадры, а сидели с моими родителями, держали их за руки, делали все необходимое, что было нужно нам и нашей семье. Я также благодарна тем, кто искал меня и моего мужа по всем отделениям, по всем больницам, и по моргам, в том числе. Это все была нелегкая работа, которую нужно было сделать. Меня нашли довольно быстро, потому что я была в коме и спустя три часа пришла в себя. Я благодарна тем людям, которые дали мне телефон прямо в больнице, чтобы я набрала своим родным и сказала одно простое слово: «Я жива», – говорит Ольга.

Через некоторое время один из докторов НИИ Склифосовского по описанию друзей семьи опознал мужа Ольги, который лежал в коме, в реанимации, и сообщил, что он жив. Ольга признается, что первое время после теракта чувствовала себя очень плохо:

– Я в течение полугода, наверное, вообще не смотрела телевизор, только какие-то передачи про животных. А когда я стала выходить в люди, в музеи там или в метро куда-то ехала, где большое скопление людей, всегда искала запасные выходы, смотрела, как можно отсюда выбраться. Но это вот лично мое, – говорит Ольга.

Сама она от государства ничего не требует, потому что ей повезло и она осталась жива:

– Тогда, в «Норд-Осте», я первая сообщила о том, что нас захватили, потому что сидела в зрительном зале и видела, что они стреляли в потолок, и это были не холостые патроны, я видела осыпающуюся штукатурку и так далее. На третий день, когда меня откачали, я в больнице лежала, я поняла, что меня просто начинает колотить, и здесь была необходимость в психологической помощи. Нашли мне психолога, некоторые манипуляции со мной провели. После «Норд-Оста» мы ходили с мужем к психологу, с нами работали, но мы это делали по личной инициативе. Если бы от нашего государства позвонил бы какой-нибудь социальный работник и сказал: «Хотите поехать отдохнуть, подлечиться? Мы вам даем путевку социальную», – я бы поехала. И таких людей, мне кажется, много. Но я за мирное разрешение, а не за крики «вы мне должны», – рассказала Ольга Черняк.

В 2011 году Европейский суд по правам человека рассмотрел коллективную жалобу пострадавших в теракте и признал, что российские власти нарушили право на жизнь и на справедливое судебное разбирательство. Суд обязал Россию выплатить денежные компенсации семьям жертв теракта и расследовать обстоятельства гибели 130 человек. Однако Следственный комитет России отказался возбуждать уголовные дела в отношении лиц, ответственных за штурм театрального центра.

В 2014 году был задержан подозреваемый в причастности к теракту 41-летний Хасан Закаев. В марте этого года Московский окружной военный суд признал его виновным в том, что он организовал доставку оружия и взрывчатки террористам. Закаев получил 19 лет колонии строгого режима. Адвокат Карина Москаленко заявила, что своим решением суд лишил потерпевших возможности установить подлинных виновников гибели людей в театральном центре.

Радио «Свобода»

---------------------------

* — в оригинальной статье на сайте  в транскрипте аудиозаписи допущена опечатка.

комментировать

добавление комментария
Пожалуйста, оставляйте комментарии только по теме.
имя:
e-mail
ссылка
тема:
комментарий:
Код:*
	я хочу получать сообщения по е-почте, если комментарии будут поступать еще

Powered by AkoComment Tweaked Special Edition v.1.4.6
AkoComment © Copyright 2004 by Arthur Konze — www.mamboportal.com
All right reserved