Я хочу начать сегодняшний эфир с благодарности всем тем, кто сегодня пришёл в нашу студию. Я представлю участников сегодняшнего разговора. Это Дмитрий Миловидов, член координационного совета «Норд-ОСТ», отец двух заложниц, одна из которых осталась там, да, Дмитрий? Здравствуйте. Марат Абдрахимов, замечательный артист, также выступавший в «Норд-ОСТе», добрый день, Марат, здравствуйте.

М. АБДРАХИМОВ — День добрый.

К. ЛАРИНА — Марк Подлесный, тоже актёр. Добрый день, Марк.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Здравствуйте.

К. ЛАРИНА — Оксана Барковская, журналист, автор как минимум двух фильмов, которые посвящены теме «Норд-ОСТ» — это «Дневник с того света» и «Кристина плюс Арсений», добрый день, Оксана, здравствуй.

О. БАРКОВСКАЯ — Добрый день.

К. ЛАРИНА — Почему я говорю «спасибо»? Потому что когда у меня возникла идея собрать такую программу, конечно же, мы многим людям звонили и получили очень много отказов. Отказов, потому что люди, которые это пережили, до сих пор спустя 8 лет не могут найти в себе силы вновь к этой теме приступить и так запросто придти и поговорить.

М. АБДРАХИМОВ — Очень понимаю их.

К. ЛАРИНА — Да, я тоже прекрасно это понимаю и понимаю, какая это рана осталась у людей в сердцах, причём, даже и у тех, кто в первую очередь потерял своих близких, поэтому ещё раз говорю вам огромное спасибо за то, что вы нашли в себе силы и пришли сегодня к нам в студию. Тему я назвала так – «Норд-ОСТ»: жизнь до и после», потому что, конечно, учитывая невероятное по цинизму молчание государственное в отношении этого эпизода в истории нашей страны, мне кажется, было бы важным, чтобы мы сегодня успели вспомнить кого-то из тех, кого уже больше нет на свете, кто ушёл совсем молодым – это ребята молодые, дети, актёры и зрители, и немножечко поговорить о тех людях, которые продолжают свою жизнь, и если знает кто-нибудь, я думаю, что вы знаете, наверняка общаетесь со своими коллегами, ну, это и Дмитрий, естественно, знает, и Оксана, о том, как сложилась жизнь тех, кто перешёл этот Рубикон, кто нашел в себе силы жить дальше. Ну, давайте я вот, что, наверное, попрошу, может быть, немножечко рассказать о том, как сложилась жизнь у Марата и у Марка после Дубровки и как… вообще, время лечит?

М. АБДРАХИМОВ — По-разному. Я думаю, что в моём случае после того, как это всё произошло, мы, естественно, как любой, наверное, из нас, не были готовы к таким вещам, и мою голову сразу заполонило столько вопросов, на которые я старался бешено найти ответы: почему мы, что такое смерть, почему с нами всё это произошло, куда мы уходим после смерти, почему это происходит, надо ли жить после такого, и так далее, много было вопросов. Все 8 лет я искал эти ответы. На многие я нашёл. То, что это приемлемо для меня, не обязательно это приемлемо для кого-то. Ну, и, в общем, жизнь не то, что налаживалась, я сам строил жизнь, чтобы она была… то есть за свою жизнь я взял ответственность, скажем так. Я проснулся и заставил себя за каждый миг нести ответственность сам, проживать эту жизнь, получать от неё удовольствие и ценя каждый миг этой жизни, потому что мы все ходим под Богом и мы все можем в какой-то определённый момент уйти туда, откуда мы не возвращаемся, да? Вот. И поэтому за каждый миг, за каждый вздох я благодарен и я, ну, можно сказать так, смакую эту жизнь, вот, потому что мы в большинстве своём, ну, так сказать, проводим эту жизнь, чего греха таить, как биороботы: мы встаём, идём, умываемся, завтракаем, идём на работу, возвращаемся, ну, что, вечером смотрим телевизор, опять ложимся, каждый день одно и то же. Теперь, если каждый, наверное, так задаст вопрос: а когда мы смотрели в последний раз в глаза своим любимым людям, да, любимым в семье, когда мы в последний раз играли с ребёнком, не знаю, там, смотрели на закат красивый, что-то красивое в нашей жизни есть. Вот этому меня научил, наверное, «Норд-ОСТ» – ценить каждый миг этой жизни.

К. ЛАРИНА — Не было желания изменить профессию, уйти оттуда?

М. АБДРАХИМОВ — Вы знаете, нет, потому что в тот момент у меня была, как сказать, это моя страсть, это моя любовь, я 12 лет отдал жанру мюзикла, и это тот наркотик, от которого отказаться очень сложно. 12 лет я… в тот момент я был к этому не готов, хотя было очень страшно, правда страшно, тяжело было выйти снова на эту сцену, дойти до этого момента, когда произошёл захват…

К. ЛАРИНА — Вы были на сцене, когда произошёл захват, да?

М. АБДРАХИМОВ — И это было не только у меня – я спрашивал у ребят – у каждого замирало сердце и у всех сводило скулы и практически, по-моему, до конца, пока не закрыли этот проект, было правда страшно.

О. БАРКОВСКАЯ — Простите, а когда «Норд-ОСТ» возобновили, вы участвовали в спектакле?

М. АБДРАХИМОВ — Конечно, конечно, у меня семья, и я должен был её кормить. И не наша вина, что мы вернулись в этот зал, и не вина наших продюсеров, что нам другого зала не предоставили, да и нету этого другого зала, к сожалению. В Москве нету площадки, где можно было бы играть любой спектакль, и то, что сейчас… то есть на протяжении всех 8 лет там продолжаются спектакли, и сейчас там идёт спектакль «Обыкновенное чудо», и хотелось бы, наверное, этим продюсерам играть на другой площадке, но нет её в Москве, нет.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Да, с площадками тяжело, а главное, к вопросу о том, как было там же играть… Вот, у меня, например, да, у меня было ощущение, что, вот, пришли, потому что для меня, например, было огромным удовольствием и честь играть в этом мюзикле. Это был замечательный проект, равного которому до сих пор за эти 8 лет пока что на московской сцене я не видел. И у меня было ощущение, что что-то мое дорогое взяли и изгадили. И мне хотелось это, вот, это очистить и приласкать…то, во что я вложил… и я, и Марат…

М. АБДРАХИМОВ — Весь коллектив.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — И ещё огромное количество создателей вложили силы, душу, таланты и так далее. И хотелось всё это возродить, возобновить, хотелось, чтобы это жило, понимаете? Полить мёртвой водой, чтобы оно потом жило, потому что… вот, у меня было такое ощущение, вот, по отношению к этому проекту, потому что для каждого члены труппы он был родным.

К. ЛАРИНА — Я, кстати, тогда хочу сказать, что я смотрела этот спектакль, причём, я его смотрела 20 октября.

М. АБДРАХИМОВ — Ух, ты. То есть вам повезло.

К. ЛАРИНА — За 3 дня до этого ужаса.

Д. МИЛОВИДОВ — В зале уже были террористы?

К. ЛАРИНА — Да, я их видела. И потом, конечно, когда начинаешь вспоминать, я видела женщин около дамской комнаты, когда все курили, там было несколько женщин, похожих на тех…

М. АБДРАХИМОВ — На тех, которые были.

К. ЛАРИНА — И почему я их запомнила, не потому что они какой-то особой внешности, а потому что они не курили, там стояли, все курили, а, вот, они как-то странно очень по углам там жались, что-то переговаривались, но, вообще, конечно… но я просто об этом вспомнила не потому, что мне повезло, а потому что я видела этот спектакль, я считаю, что мне повезло. Ходили мы тоже с детьми со своими и получили огромное удовольствие, поэтому могу сказать, что, вот, мне в этом смысле повезло очень, что я эту работу видела. Марк, а вы после этого не прерывали свою жизнь актёрскую после всего? Не было? Вот, я вам тот же вопрос задаю. Не было?

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Нет. Не было ли желания…

К. ЛАРИНА — Да, поменять жизнь.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Поменять жизнь.

К. ЛАРИНА — Да.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Честно говоря, вы не первый человек, который меня об этом спрашивает…

К. ЛАРИНА — Ну, конечно.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Ну, пока что я как-то… я не мыслю просто себя в чём-то другом. Я пока даже не представляю, чтобы я мог чем-то другим заниматься, то есть, вот… я люблю свою профессию.

К. ЛАРИНА — Как-то с течением времени всё-таки как-то притупляются эмоции, связанные с этим эпизодом жизни?

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Знаете, что я вам скажу. Нельзя сказать, что прям эмоции притупляются, но есть такое явление, как бы, память очень услужлива, понимаете? Она очень добрая по отношению ко мне. Она какие-то вещи – раз, и куда-то отпускает, не забывается, то есть начать как-то погружаться в это, да, начинаешь вспоминать какие-то вещи, детали, и так далее, но если так просто, разговаривать, а, вот, что было вот там-то, например… прошли сутки после того как вас захватили, что вы в это время делали, ну, например, да? Я не могу сейчас так на вскидку, вот, так сразу я не смогу сказать, потому что, ну, память очень услужлива, да, она как бы спасает в этом плане, но чувства очень многие, очень разнообразные, и страх, безусловно, и неожиданность, и смятение, и боязнь за своих близких, которые вообще ничего о тебе не знают и сидят вообще без новостей дома, и ты понимаешь, что им-то ещё, наверное, больше тяжело, ещё тяжелее, чем тебе, которые видят, что вокруг происходят, а они сидят, их сознание строит им какие-то совершенно ужасные…

К. ЛАРИНА — Кстати, тут надо вспомнить, что это был такой поворотный момент в истории нашей страны не только потому, что случилась невероятного масштаба трагедия по своей наглости, когда в центре города, практически в центре столицы всё это произошло, а то, что всё-таки тогда у нас ещё была возможность информацию получать, был и прямой эфир, были прямые разговоры, и у нас в эфире, кстати, и беседы были в том числе и с террористами, и у нас там тоже были…

О. БАРКОВСКАЯ — Дима Лисневский, помнишь, Дима Лисневский созванивался тогда, собственно, один из руководителей каналов.

К. ЛАРИНА — Да. Так что тогда ещё была возможность следить за тем, что происходит, напрямую. Мне кажется, что это тоже свою роль сыграло. Ну, Дмитрий, вам слово, пожалуйста.

Д. МИЛОВИДОВ — Все эти годы после трагедии для нас очень дорога поддержка людей. И поддержка средств массовой информации. Одним из первой нашей надеждой и опорой является ваша радиостанция. Хотел бы конкретно поблагодарить господину Венедиктова за его гражданскую позицию и всех сотрудников радиостанции. Я скажу нашим слушателям, что руководство радиостанции нашло в себе мужество разместить на своём сайте наш доклад – «Норд-ОСТ. Неоконченное расследование». Это сильная гражданская позиция. Нас поддерживают и бывшие заложники, и актёры. Нам очень дорого их присутствие 26 октября около Дворца культуры. Они стоят рядом с нами. Нам немножко теплее с ними.

К. ЛАРИНА — А много народу приходит вообще?

Д. МИЛОВИДОВ — Да…

М. АБДРАХИМОВ — С каждым годом всё меньше и меньше.

О. БАРКОВСКАЯ — С каждым годом всё меньше и меньше.

М. АБДРАХИМОВ — Это, к сожалению, так.

Д. МИЛОВИДОВ — У людей обычные житейские проблемы. Это выпадает на рабочие дни. Многие люди вынуждены были после этих событий сменить работу, потому что грамотный работодатель понимает, что человек после газовой атаки – это потенциальный инвалид, с которым придётся долго и муторно возиться с пенсионным обеспечением, поэтому люди были вынуждены заметать следы. Это большая проблема.

О. БАРКОВСКАЯ — Ну, многие просто, на самом деле, не справились. В любом случае, если коллектив, он знает о том, что, там, допустим, потерял человек ребёнка, в любом случае, это какие-то воспоминания…

Д. МИЛОВИДОВ — Меня всё-таки больше беспокоит распад коллектива «Норд-ОСТа», ведь так много говорилось о дружбе между актёрами, что это единое целое. Ну, почему же в «Книге памяти», которую мы сейчас пишем и надеемся закончить, так мало воспоминаний от коллег? Почему сотрудницы оркестра жалуются, что, вот, её близкие друзья говорят друг другу – не надо ей звонить, не надо её беспокоить, у неё такое горе. Они что, не понимают, что если её инструмент молчит, то её трое детей, может быть, не останутся голодными, а она пойдёт мыть полы, естественно, но дети не получат образование, не будут одеты. Может быть, не понимают. Ведь им так нужна работа. Мы живём небогато. Люди в России испытывают обычные, первостепенные проблемы, это накладывает своё отпечаток. И в первую очередь самые незащищенные здесь – это уже подраенные люди. 70 сирот осталось после «Норд-ОСТа», многие из них уже выпорхнули в большую самостоятельную жизнь. Они не получили того образования, которое могли бы дать им помочь получить их погибшие родители.

К. ЛАРИНА — Они какие-нибудь деньги получали или это была единовременная выплата?

Д. МИЛОВИДОВ — Это отдельная тема.

К. ЛАРИНА — Нет, нет, скажите.

Д. МИЛОВИДОВ — У меня многие пострадавшие… ребят, почему мы не пишем письмо Медведеву, ну, почему? Вот такая вера в доброго царя. Написали. Это письмо есть у нас в папке. И есть ответ. Естественно, Медведев его не читал. Оно было спущено в соответствующие компетентные органы. Один сливной сток – это прокуратура. Другой сливной сток – Министерство здравоохранения и социального развития. Общий смысл письма – вам всё выплачено. При этом правительство, нисколько не сомневаясь, в одну строку пишет… и свою благотворительную помощь, за которую мы конечно же благодарны, и помощь благотворительную, опять же, от «Мосэнерго», от… и через запятую указывает фонд промышленников и предпринимателей Вольского и другие, как будто можно поставить правительству в заслугу, что оно ещё не до конца убило благотворительность. Вот такая ситуация сейчас.

К. ЛАРИНА — А что касается какой-то медицинской помощи?

Д. МИЛОВИДОВ — Был организован формальный кабинет… вот, мои соседи уже хихикают. 13-ая городская больница является больницей травматологического профиля. Её создавали для помощи при травмах большому заводу. Естественно, там никакого отделения токсикологии нет, ничего. Но был открыт кабинет. Приём там шёл следующим образом. Пожалуйста, простите за подробности. Анализ кала и мочи – это вам бесплатно. Ах, вам биохимию надо? Нет, это вам, пожалуйста, надо идти в платную поликлинику за свой счёт. Вам томографию надо? Извините, это платное. Ах, у вас голова кружится? Ну, так, едьте скорее домой. Не дай, Боже, упадёте на ступенях кабинета. Насколько я знаю, люди просто перестали ходить в этот кабинет. Но галочка поставлена – кабинет такой существовал. После публикации нашего доклада – «Норд-ОСТ. Неоконченное расследование» было собрано совещание в мэрии, был приглашён доктор Рошаль, обсуждался вопрос о создании отдельного консультационного кабинета для бывших детей, прошедших через газовую атаку при Филатовской больнице. Насколько я знаю, так ничего сделано и не было. В то же время компетентные органы очень беспокоят телевизионные передачи на тему проблем бывших заложников, фильмы, которые снимались. Доводилось читать соответствующие бумаги с особым беспокойством от компетентных структур с докладом на самый верх.

К. ЛАРИНА — Мы сейчас новости слушаем, потом возвращаемся в студию и продолжим наш разговор. Уже Оксане Барковской слово дадим.



НОВОСТИ



К. ЛАРИНА — Продолжаем нашу программу, напомню, что сегодня мы вспоминаем события 8-летней давности, которые произошли на улице Мельникова, да, в центре на Дубровке, и сегодня в нашей студии Дмитрий Миловидов, член координационного совета «Норд-ОСТ», а такжё актёры мюзикла «Норд-ОСТ», которые прошли этот ад. Это Марат Абдрахимов, Марк Полесный и журналистка Оксана Барковская. У меня здесь открыта Википедия, я просто хотела процитировать, раз уж мы заговорили о медицинских последствия, процитировать речь тогдашнего президента Российской Федерации Владимира Путина 20 сентября 2003 года, заявил на брифинге: «Эти люди погибли не в результате действия газа, который был безвредным, а стали жертвами ряда обстоятельств – обезвоживания, хронических заболеваний, самого факта, что им пришлось оставаться в том здании». Я прекрасно понимаю, что не он сам придумал эту версию, ему услужливо её предложили, но она, конечно… я её даже забыла, мы же все про это забываем, нам же никто не напоминает, поэтому всё время быстро забываешь, что тогда происходило, что нам говорили. Вот, речь президента…

Д. МИЛОВИДОВ — Геннадий Гудков, член совета по безопасности вынужден был отмазываться у шефа такими словами, что, поймите, президент – не химик, а разведчик. Я понимаю, что про себя он чертыхался насчёт его спичрайтеров, приготовивших такую глупость.

К. ЛАРИНА — Но это произнесено, и это останется в истории.

Д. МИЛОВИДОВ — Слова сказаны. Это вроде бы должно было служить заявлением о преступлении. Ведь там сказано – врачи не знали, как лечить. По идее, если следовать старым советским временам, должно было быть возбуждено уголовное дело, проверка по словам президента, но это не было сделано. Газ был безвреден – извольте выполнять, а что нам сказать девочке, рождённой после «Норд-ОСТа», мать на 5-ом месяце попала под газовую атаку, врачи не сказали ей о возможных последствиях. Родилась девочка, поставлен диагноз – детский церебральный паралич. При исследованиях выяснилось, что на самом деле это токсическая энцефалопатия. Перед матерью дилемма: можно сменить диагноз, но тогда она потеряет пенсию, потому что при токсической энцефалопатии, которая у нас раньше как-то не встречалась, пенсия не платится. А у матери на руках ещё двое родителей-чернобыльцев, и каково ей бороться? Она сказала – нет. А маленькая девочка уже ведь подросла и спрашивает – мама, почему я не могу. Я ведь как другие дети.

К. ЛАРИНА — Оксана.

О. БАРКОВСКАЯ — Вы знаете, я смотрю сейчас на Марата, на Марка, на людей, которые были в зале и понимаю, я вижу, как переживает Марк, я понимаю, что, в общем, 8 лет совершенно не лечат. В любом случае люди, которые вошли тогда 23 числа в здание на Дубровке – они стали другими и они не изменятся, и в их жизни ничего не изменится. Я очень много общаюсь с бывшими заложниками, они не могут быть бывшими, потому что они в любом случае заложники, так ведь, Марат? Потому что бывших заложников быть не может.

К. ЛАРИНА — Ты как-то следишь за судьбами героев, с которыми тебя судьба столкнула, да?

О. БАРКОВСКАЯ — Конечно, я очень дружу. Для меня очень близкий человек – это Ирина Фадеева, героиня первого фильма «Норд-ОСТ. 11-ый ряд», поскольку Ирина общается, естественно, с другими заложниками, я знаю, что происходит практически, ну, у многих. Я хочу сказать, что было очень сложно… конечно, было сложно первый год, шок… а такой второй год, третий год…а потом как-то, ну, достаточно… потом даже, насколько я знаю, Дмитрий, вы встречаться перестали так, как раньше собирались первые 2–3 года.

Д. МИЛОВИДОВ — Ну, почему, когда есть необходимость, мы встречаемся.

О. БАРКОВСКАЯ — Ну, не так, как было сначала, да. А, вот, 7-8-й год оказался почему-то, ну, кстати, и психологи… психологи говорили тогда, когда всё это произошло, они говорили, что самое сложное – это будет 7-8-й год, так и получилось. Практически у всех в жизни что-то такое произошло, что, в общем, совсем не радостные какие-то события. Я хотела сделать фильм. Вот, сейчас как раз к 8-ой годовщине о том, что, как, вот, как они сейчас живут, эти люди, и я поняла, что не смогу это сделать, не смогу, потому что у меня не хватит ни моральных сил. Ни у меня, ни у моих, скажем так, потенциальных героев, они не смогут рассказать о том, что у них в жизни произошло, потому что мало у кого произошло что-то хорошее. «Норд-ОСТ» — он не отпускает.

К. ЛАРИНА — А никто не уехал из страны?

О. БАРКОВСКАЯ — Уехала Света Губарева, которая потеряла дочь. Всё, по-моему, больше ни о кому не знаю. Она уехала в Америку, она, по-моему, сейчас занимается «Книгой памяти».

Д. МИЛОВИДОВ — Уехала сестра погибшей Кристины Курбатовой.

О. БАРКОВСКАЯ — Да, уехала сестра Кристины Курбатовой, родила мальчика Кристиана, да, но там тоже случилась трагедия: муж…

Д. МИЛОВИДОВ — Скончался.

О. БАРКОВСКАЯ — Муж скончался.

М. АБДРАХИМОВ — Мы потеряли Бориса Лапина, нашего актёра, который был тоже вместе с нами, мой земляк и однокурсник по училищу, уфимскому училищу искусств. Год у него просто адски болела голова, потом оказалось, что там опухоль и, в общем, он ушёл, мы его потеряли, к сожалению.

К. ЛАРИНА — То есть, всё, что с ним произошло, это произошло после «Норд-ОСТа».

М. АБДРАХИМОВ – Да, конечно, потому что тот газ – он не выводится из организма. Вон, Марк жаловался, я знаю, у него всё время адски болит голова. Те же самые проблемы у меня, но я как-то пытаюсь с этим бороться. Мы все за здоровое питание, никакого алкоголя, курения, поддерживаем как-то состояние печени, но, поймите, тот токсин – он не выводится из организма, с этим надо уже жить и как-то оттягивать…

К. ЛАРИНА — А вы откуда это знаете? Вы как-то проверяли…?

М. АБДРАХИМОВ — Я читал, спрашивал многих специалистов и смотрел в Интернете, и Дмитрий очень много по этому наводил справки и очень многое знает именно по составляющим этого газа. Нет, не было и нет, по-моему, антидота от этого газа и, вы знаете, как бы… даже из-за того, что нет описания, как действительно он на человека действует, ведь многие страны, которые борются с терроризмом, я знаю, какие большие проблемы у государства Израиль с этим также, но когда у них была ситуация с заложниками, и там было не так много народу – два, сколько, один, по-моему, был человек в заложниках – один, два или три. Но не больше. И они, спецслужбы Израиля, отказались от этого газа, отказались, потому что они не знали последствий, они могли быть смертельными, но они отказались.

О. БАРКОВСКАЯ — Ну, я могу сказать, что один из заложников прошёл обследование в американском госпитале в Париже, есть такой госпиталь, в котором как раз… оперируют. Так вот, там работают просто лучше европейские врачи, они просто не смогли поставить диагноз, то есть они так и не поняли, что с ним.

М. АБДРАХИМОВ — То же самое у нас происходит с Константином Сироткиным, который был 2 года назад в этой же студии с Евгенией Альбац. Он всё время лежит в больнице по полгода, у него температура, которая не спадает, у него болит печень, у него проблемы с головой, и врачи не знают, что с ним. Не могут поставить диагноз. Такая же история.

К. ЛАРИНА — Я вспоминаю, когда всё это происходило, поскольку все мы следили по телевидению за событиями, и, конечно, видели эту панику среди тех, кто пришёл спасать вас… я имею в виду ребята, которые спецназовцы туда заходили, как выносили оттуда людей без сознания и укладывали их около подъезда.

О. БАРКОВСКАЯ — Мы снимали. Единственная камера, которая была. Мы посадили корреспондента. Он это всё видел.

К. ЛАРИНА — Видели, как в автобусы сажали этих несчастных людей, как у них головы были с кем-то запрокинуты, потому что они были все явно в состоянии неадекватном, но и самое главное, помним прекрасно, это тогда можно было говорить, сейчас уже никто не говорит, когда врачи тех больниц, которые якобы были готовы к приёму заложников, вообще даже себе не представляли, с чем сюда привозят людей. Что там – огнестрельные ранения, что там – удушения, никто ничего не знал. Какие там антидоты, про это даже говорить не приходится. Я не знаю, хотела уточнить у Дмитрия: а было ли какое-нибудь официальное медицинское заключение, связанное с этой историей, именно медицинское? Или вообще ничего не было?

Д. МИЛОВИДОВ — Были проведены медицинские экспертизы.

К. ЛАРИНА — Так.

Д. МИЛОВИДОВ — В 125 экспертизах растиражирован один и тот же диагноз, что люди несколько дней неудобно сидели, мало пили, мало ели, мало спали.

К. ЛАРИНА — Ну, то, что Путин озвучил, по сути.

Д. МИЛОВИДОВ — Дышали несвежим воздухом Пролетарки, и вдруг в один день забыли, как дышать.

О. БАРКОВСКАЯ — Ну, вот, у Ярослава Фадеева в справке о смерти просто стоит прочерк.

К. ЛАРИНА — Очень у многих, я тоже об этом знаю, стоит прочерк.

М. АБДРАХИМОВ — Мне говорили, что дети, которые как бы у них… не смогли справиться, но рядом со мной сидел бывший офицер, муж Лены Барановской. Это здоровый мужчина, который прошёл весь Афган, и когда это всё произошёл захват, он сказал – ну, вот, видите, я всю войну от них бегал, а теперь они меня достали здесь. А рядом сидел сын, тоже здоровый парень, студент МГУ, высокого роста.

О. БАРКОВСКАЯ — Андрюшка.

М. АБДРАХИМОВ — Андрюша, да. И он тоже там остался, понимаете? Я не могу сказать, что они были, ну, некрепкие здоровьем. И это не дети, это взрослые мужчины.

К. ЛАРИНА — Нет, ну, если бы это было так, если бы предположить на секундочку, что действительно это, значит, у каждого индивидуальное состояние к этому времени, 3 дня в таких условиях, допустим, мы поверили, что да, но тогда бы они точно могли сказать, что это был за газ, что это такое было, да?

Д. МИЛОВИДОВ — А как же быть со спецназом? 9 спецназовцев были госпитализированы. Известно, что группа «Альфа» пошла с противогазами, группа «Вымпел» почему-то пошла без. Считали, что там, где будет работать это подразделение, газ не проникнет, но, поднимаясь по лестницам, они попали под действие того же газа. 9 из них было госпитализировано. К счастью, их госпитализировали в специализированный токсикологический центр – 33-юю больницу. Почему только 5 заложников было доставлено в эту больницу, нам непонятно. Почему отделение Склифасовского узнало о том, что будут поступать бывшие заложники только когда во дворе загудели автобусы, нам тоже не очень понятно. Напомню, был применён состав на основе производных фентанила. Чтобы более понятным было, эти производные имеют известные криминалистам названия – крэк, китайский белый, china-white, вот, что было применено. Газ не оказал требуемого действия по обездвиживанию террористов, они отстреливались, как утверждает следствие, из 13 автоматов и 8 пистолетов. Посчитайте, сколько из 40 террористов при этом были без оружия. Естественно, то есть, получается, что отстреливались все. Не усыпил он никого. И ситуация была очень страшная, потому что фактически пуск газа – это было провокацией. Газ имел цвет, газ имел запах. Многие заложники, которые спали обычным, назовём его – биологическим – сном, проснулись от резкого запаха. Что это? Провокация или нет? Этот вопрос остаётся перед нами до сих пор. Правительство только сейчас начинает признавать, что всё-таки первостепенной причиной, как оно пишет, развития патологии являлось применение композитного наркотического средства. Но чтобы доказать нашу правоту, нам потребовалось 8 лет.

К. ЛАРИНА — Дмитрий, насколько вообще вас там ваш совет – он многочисленный, сколько там человек в вашем совете координационном?

Д. МИЛОВИДОВ — У нас региональная общественная организация, а ведь бывшие заложники разъехались по 46 городам России.

М. АБДРАХИМОВ — По всему миру, почему? И англичане, и немцы, и в Голландии…

Д. МИЛОВИДОВ — Но там-то люди, слава Богу, получили квалифицированную медицинскую помощь, а у нас, как в сказке о Левше, всех свезли в съезжую больницу, где умирать принимали без всякого звания. Сказки – они вечны почему-то. Мы не можем давать членство организации людям из других регионов. Таков наш статус. Но, естественно, мы переписываемся, поддерживаем отношения. Печальный груз-200 в этот день развозили по 35 городам. Ну, каково человеку жить где-нибудь в Снежинске, в Лесосибирске, вы хоть названия такие слышали? Где ему там получить квалифицированную медицинскую помощь? В то же время тогдашний губернатор Челябинска, имею на руках у себя 5 семей, часть из них потеряли своих близких, ну, то есть, часть из них было заложниками, он побеспокоился, чтобы обратиться к президенту страны Путину с предложением принять закон о статусе «потерпевшего при теракте», чтобы из своего на законных основаниях оказывать им помощь. У него всего-навсего 5. У Лужкова, присно памятного, на руках сотни. У Путина на руках 20 000 официально признанными пострадавших при терактах. Ничего не делается. Следует ещё сказать, что ведь кроме Рошаля и Кобзона орденами мужества были награждены четверо заложников. Трое из них посмертно. Почему этот пример гражданского подвига государством никак не пропагандируется, не сообщается? Потому что…

К. ЛАРИНА — Потому что этой темы вообще не существует. Давайте, мы с этого же начали. Я перед тем, как начать сегодняшний эфир естественно открыла в надежде хоть что-то увидеть, открыла телевизионную программу на следующую неделю, понимая, что, хорошо, сегодня 23-ье, понятно, это сегодня, сначала.

О. БАРКОВСКАЯ — Будет фильм Игоря, ты не посмотрела, по РЕНу будет фильм Игоря Прокопенко.

К. ЛАРИНА — Расскажи, когда это будет. 26-го?

О. БАРКОВСКАЯ — Я сейчас могу с датой ошибиться, 26-го, наверное, будет фильм Игоря Прокопенко.

К. ЛАРИНА — Новый?

О. БАРКОВСКАЯ — Новый фильм, да.

К. ЛАРИНА — Ну, вот, спасибо вам. Опять Прокопенко и Барковская, потому что всё, что касается федеральных каналов – естественно, полное молчание, я не знаю, наверняка будет репортаж с этой траурной церемонии, просто упомянут и всё. Но я хочу напомнить, что…

Д. МИЛОВИДОВ — Без комментариев?

К. ЛАРИНА — Да. Что после «Норд-ОСТа» ещё был Беслан, который…

М. АБДРАХИМОВ — Взрывы в метро…

К. ЛАРИНА — Взрывы в метро. И, вообще, можно перечислить массу трагедий, прошедших во время правления сначала Путина, а потом…

Д. МИЛОВИДОВ — 56 терактов по 2004 год. Потом мы сбились со счёта, потому что некоторые теракты стали признавать актами хулиганства.

К. ЛАРИНА — Вот, скажите мне, Дмитрий, всё-таки, может быть, я не понимаю… я не понимаю, почему настолько пассивно наше общество, почему никто, как в любой другой цивилизованной стране не требует ответа на свои вопросы, которые накапливаются после каждого теракта их больше и больше. Ответов никто не получает. Получают просто хамство или ещё хуже – издевательство над людьми, я, вот, в данном случае имею в виду матерей бесланских. Из них уже просто посмешище стали делать наши государственные средства массовой информации, вся эта история с Гробовым, и прочее, прочее, да? Я не понимаю, что происходит у нас с людьми нашими. Вот, я вспоминаю…

О. БАРКОВСКАЯ — Мы все заложники информационного терроризма.

К. ЛАРИНА — Дмитрий сказал, что так пассивные актёры, что нету такой солидарности цеховой хотя бы, вот, внутри самого спектакля, что мало людей, которые принимают участие в «Книге памяти», почему вы не приводите своих товарищей, своих друзей на эти мероприятия?

Д. МИЛОВИДОВ — Они приходят.

М. АБДРАХИМОВ — Приходят.

Д. МИЛОВИДОВ — Они стоят и стояли с нами вместе.

К. ЛАРИНА — Мы же живём в такой стране циничной, когда нету события по телевизору – значит, его вообще нету. Ведь 8 лет – это очень много, это выросли уже люди, для которых это вообще какая-то далёкая история, может, это когда-то было, никто не понимает всей серьёзности и ужаса происшедшего тогда в городе.

М. АБДРАХИМОВ — Поэтому и говорю – после того, как это со мной произошло, я поставил себе задачу проснуться, потому что мы в основном – это биороботы. Мы смотрим без конца то, что говорят нам по телевизору, понимаете? Мы в это искренне почему-то верим, хотя если включить голову, немножечко подумать, то всё встаёт на свои места. Поэтому у нас и общество такое. Мы – жвачные, понимаете? И, вот, не ждите того, что случилось со мной. Проснитесь и живите полной жизнью. Думайте, зачем вы пришли в этот мир.

О. БАРКОВСКАЯ — Ну, так однозначно тоже нельзя, потому что каждый человек… мы всё-таки, конечно, биороботы, но не настолько биороботы. Каждый человек по-своему переживает трагедию. Я очень хорошо знаю людей, которые тоже заложники «Норд-ОСТа», которые не хотят приходить, говорить не хотят, потому что, ну, просто, вот.

М. АБДРАХИМОВ — Потому что это боль. Через эту боль нужно пройти, иначе ты потом жить не сможешь. Вот и всё.

О. БАРКОВСКАЯ — Ну, кто-то не может, вот, массово выносить свою боль, ну, не хочет просто.

М. АБДРАХИМОВ — Тогда нужен психолог.

О. БАРКОВСКАЯ — Иногда бывают ситуации, когда психологи не помогут. Вы это прекрасно понимаете.

К. ЛАРИНА — А какие-нибудь подписки вы давали какие-нибудь о неразглашении. Вообще, органы с вами общались?

М. АБДРАХИМОВ — Со мной общались.

К. ЛАРИНА — Как это происходило?

М. АБДРАХИМОВ — Просто оттого что я не лежал в больнице, на следующий день к нам в офис пришли два таких штатских серых… вот, удивительные люди… смотришь на них – и лица не запоминаешь. Они очень внимательно выслушали всё, что я сказал, всё записали на диктофоны и исчезли. Но, там, что они говорили, чтобы я не разглашал – нет, ничего такого не было.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Надо сказать, что государство регулярно… мне, например, регулярно приходят письма… ну, как регулярно, раз в полгода, иногда – раз в год. Мне приходят письма о том, что следствие по делу прекращено.

Д. МИЛОВИДОВ — Или возобновлено.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Потому следующее письмо – следствие по делу возобновлено. Вот, собственно и все. А что касается того, о чём вы, Оксана, сказали, о том, что кто-то не хочет говорить или для кого-то это действительно такая травма, что он просто замалчивает, куда-то утрамбовал туда, внутрь себя, и всё, живёт дальше. Я могу сказать, вот, о себе, да, я, например, ничего не замалчиваю, я, если меня спрашивают, я рассказываю. После этого теракта я очень много об этом рассказывал и было очень много интервью. Я чувствовал, что мне прямо необходимо выговориться, да? Но, вот, сейчас, вот, я вам скажу, я когда прихожу куда-то, ну, вот, даже в своей профессиональной деятельности, я, например, прихожу в какой-то театр или в какой-то проект работать, я не говорю о том, что я… ну, да, у меня в резюме написано «мюзикл „Норд-ОСТ“, но я обычный, я уже в последнее время стараюсь об этом особо не говорить, потому что то, что я встречаю после этого, сразу такое, понимаете, такое псевдосочувственное лицо, ну, потому что люди не знают, что… ну, а что они мне могут сказать? Они там не были, а я там был. Они же не виноваты в том, что их там не было, правильно?

М. АБДРАХИМОВ — Слава Богу, что…

М. ПОДЛЕСНЫЙ — И слава Богу, я о чём и говорю, но при этом… то есть но восприятие – ах, да, и такое молчание, люди уходят в себя и очень многозначительно молчат, то есть ещё и вопрос некой социальной реабилитации, да, и социальное восприятие обществом людей, которые…

О. БАРКОВСКАЯ — Да, люди воспринимают заложников, как прокаженных, людей с другого мира.

М. ПОДЛЕСНЫЙ — А ведь люди, которые пережили – это не только те люди, которые вышли из этого зала живыми, да, но ведь это ещё и огромное количество людей, у которых родственники там были, у которых… не говорю уже о родителях, да, и близких, тех, кто там погиб. Это вообще в первую очередь, да? Мне кажется, они больше потерпели, чем, например, я. Но всё равно, даже у тех, кто остался жив, у них… вот, у меня, например, все три дня, пока я там сидел, сидела дома, не находила себе места и… маленький ребёнок, который в это время рядом с ней находился, потом ему потребовалась помощь медицинская, то есть нужно было к невропатологу обращаться, нужно было к психологу обращаться, потому что вы представляете, трое суток не переставая мама сидит дома и плачет. Что происходит, ребёнок не понимает, да?

О. БАРКОВСКАЯ — Если говорить как раз про общество, да, что общество должно как-то…

М. ПОДЛЕСНЫЙ — Проснуться, как говорит Марат.

О. БАРКОВСКАЯ — Проснуться, да. Если общество не проснётся в СМИ… понятно, что „Норд-ОСТ“, понятно, что Беслан, не войдут эти истории в новейшие учебники по истории России.

К. ЛАРИНА — Ещё как успешные операции могут войти.

О. БАРКОВСКАЯ — Нет, навряд ли войдут, навряд ли. Мне кажется, что каждый родитель обязан рассказать своему ребёнку о том, что это было в нашей стране, о том, что погибли люди, о том, что, там, спасали 900 человек, погибло 130, это ужасно, это в центре Москвы, ведь Москва тогда по сути похожа…

К. ЛАРИНА — Это все москвичи были тогда заложниками преступного деяния, потому что я боюсь тут более редко высказываться, мало ли там что припишут в наше время, да, но по сути, вот, если представить эту ситуацию где-нибудь в европейской стране или в Америке, ну, это государственное преступление, то, о чём мы сегодня говорим.

О. БАРКОВСКАЯ — Ну, в Америке, кстати, когда произошло 11 сентября, потом в течение двух или трёх лет были такие программки, по минуте показывали о каждом погибшем.

К. ЛАРИНА — О каждом, о каждом человеке.

М. АБДРАХИМОВ — Оксана, вот, минутку, затронула меня ваша как бы эта проблема, что люди до сих пор… тем, кому всё тяжелее и тяжелее, кто меня слышит, если вам действительно тяжело, если вам действительно сложно, свяжитесь со мной, давайте поговорим, давайте я на своём примере, как я выпутывался из этой ситуации, попытаюсь помочь вам, как смогу, то, что мне помогло, очень надеюсь, поможет и вам. Если это действительно кому-то нужно, я с удовольствием откликнусь и помогу.

К. ЛАРИНА — Да, Дмитрий, пожалуйста.

Д. МИЛОВИДОВ — Давайте начнём с себя. Можно уповать на общество, но давайте говорить о себе. Кем мы являемся? Ячейкой общества или нет. Ведь в те дни, согласно опросам общественного мнения большинство ратовало за то, чтобы штурм был в любом случае. Будут ли выпускать заложников, не будут выпускать. У нас какие-то восточные корни всё-таки в крови. Нам хочется принести в жертву. Жертва сдана – можно дальше пастись.

К. ЛАРИНА — А что это за опрос и кто это все? Опроса не было никакого.

Д. МИЛОВИДОВ — Упоминаются некоторые опросы Левада-центра.

К. ЛАРИНА — Когда? Тогда.

Д. МИЛОВИДОВ — Именно относящиеся…

К. ЛАРИНА — Нет, это ерунда. Не было никаких опросов, не было, не было.

Д. МИЛОВИДОВ — Естественно, ну, пресса –то показывает, а дальше идёт психологическое давление. Ведь даже бывшие заложники…

К. ЛАРИНА — Какие могли быть тогда в эти моменты? Какие могли быть опросы. Это вообще не может решаться референдумом такие вещи.

Д. МИЛОВИДОВ — Помните замечательный фильм – „Убить дракона“?

К. ЛАРИНА — Да.

Д. МИЛОВИДОВ — Вот, там, на кухне мы знаем, кто убил дракона, но вне кухни мы говорим о другом. То же самое с бывшими заложниками. Мы помним, что террористы якобы предложили заложникам звонить своим близким, организовывать митинг, но это на самом деле было не так. Встала женщина в зале, заложница, и предложила – чего мы тут сидим, давайте делом займёмся. Бараев махнул рукой – давайте. Так, вот, под влиянием прессы бывшие заложники в своих интервью говорили, что якобы так и было, но когда они встречаются между собой, они говорят – как же так? Мы-то знаем, как это было. То есть все говорят.

К. ЛАРИНА — Мы должны уже заканчивать нашу сегодняшнюю тяжелую программу. Про „Леваду“, конечно, скажу, к слову, что сейчас был проведён опрос по поводу правды о событиях в „Норд-ОСТЕ“ и по опросам „Левада-центра“ 74% не доверяют официальной версии событий на Дубровке. Хочу обратить ваше внимание, что, по-моему, никто из государственных социологических компаний такой опрос не проводил, это только „Левада-центр“ себе позволил такую вольность. И у меня вопрос, где эти 74%. Важно понимать, что это было. Вот, что бы там ни происходило, вот, о чём говорит Дмитрий, это было, и мне важно, чтобы сегодняшняя программа всё-таки вам, дорогие друзья, об этом вам напомнила, что это было в вашей жизни всего лишь 8 лет назад. Все, кто об этом помнят, все, кто об этом хочет помнить и все, у кого остаются вопросы к власти по этому поводу, пожалуйста, приходите 26 числа во вторник к центру на Дубровке во сколько?

Д. МИЛОВИДОВ — В 10 утра.

К. ЛАРИНА — В 10 утра. Там будет траурная церемония жертв „Норд-ОСТа“. А вам большое спасибо, удачи вам, ребята, и творческих свершений, потому что вы все очень талантливые и яркие люди. Спасибо вам.

О. БАРКОВСКАЯ — Спасибо вам.

М. АБДРАХИМОВ — Спасибо.

М. ПОДЛЕСНЫЙ – Спасибо. Всего доброго.

Д. МИЛОВИДОВ — Спасибо.

Радио „Эхо Москвы“

комментариев (6)

1. автор: Светлана Губарева , дата: 24-10-2010 12:56 Госпожа Барковская, видимо, пыталась изобразить осведомленность о жизни бывших заложников, заявив, что „ Уехала Света Губарева, которая потеряла дочь. Всё, по-моему, больше ни о кому не знаю. Она уехала в Америку…“ В действительности я никогда не была гражданкой РФ и не уехала в США, а по-прежнему живу в Казахстане админу о комментарии

добавление комментария
Пожалуйста, оставляйте комментарии только по теме.
имя:
e-mail
ссылка
тема:
комментарий:
Код:*
	я хочу получать сообщения по е-почте, если комментарии будут поступать еще

Powered by AkoComment Tweaked Special Edition v.1.4.6
AkoComment © Copyright 2004 by Arthur Konze — www.mamboportal.com
All right reserved