Невозможно представить, насколько тяжело разрешить в принципе неразрешимую проблему: вырвать всех заложников из лап террористов, чья сила кроется в дулах автоматов и взрывчатке, а слабость — в невыполнимых требованиях. Но мне смешно выслушивать лоснящихся чиновников и смотреть на силовиков и прочих «хозяев» этого мира, заполонивших телевизионные эфиры и веско рассуждающих о «крайне тяжелой ситуации». Меня не покидает ощущение, что все без исключения играют в какую-то особую, азартную и официально разрешенную игру. На ум приходят даже названия: что-то вроде «Прикрой себе задницу» или «Подними рейтинг». Можно через тире. Впереди выборы, господа? В этом дело?

Жаль, что руководители силовых ведомств не могут организовать грамотное освещение событий. Плохо, что журналисты вынуждены красться, а то и ползти по-пластунски к месту происшествия, с помощью обмана и подкупа выполнять профессиональные обязанности, изводить привлеченных к операции людей нытьем и угрозами. Результат «работы» налицо: бесчеловечные «эксклюзивы», разногласия, дезинформация, опасные для пленников и сокрушительные для силовиков сообщения о готовящемся штурме.

Так получилось, что в доме 7 по улице Мельникова оказались две наши сотрудницы — Анна Андрианова и Жанна Толстова. Аня держит постоянную телефонную связь с редакцией, сообщая требования террористов и иногда -личные наблюдения. Знаете, кого пленники обвиняют в том, что среди них все еще есть дети? Телевизионщиков. Когда террористы увидели, что телекомпания НТВ выпустила сюжет из здания «без звука», приготовленную к освобождению группу детей не отпустили. Откуда ноги растут, догадаться нетрудно. Репортаж прошел цензуру контрразведки. Чекисты, дорогие, нельзя губить детей! Не исключено, что они могли быть на свободе еще прошлой ночью.

Я уж не говорю о преступном нежелании правоохранительных органов сотрудничать с редакциями СМИ, имеющих действительно важную информацию не для обывателя, а для властей. По мнению коллектива «Московской правды», «где надо», полученные от Ани сведения должны вызывать особый интерес. Странно, но пока это важно только для нас самих.

Многие сотрудники «Московской правды» вынуждены были отложить работу над номером, чтобы стать посредниками между бандитами и теми людьми, с которыми они готовы пробовать вести переговоры. Однако и тут журналисты «МП» сталкивались с бюрократической машиной, пригодной лишь для мирного времени.

Но сейчас идет война. Война между обществом и террором. Откуда стена непонимания? Разве мы делаем не одно дело? Или, быть может, расходимся в желаемых результатах? МЫ хотим видеть людей ЖИВЫМИ, а ВЫ! Почему в ГУВД Москвы нам не могли сообщить телефон оперативного штаба, куда по требованию бандитов сотрудница «МП», а ныне заложница, должна была передать некую информацию?! Почему работница Управления информации и общественных связей ГУВД города не могла срочно связать нас со своими начальниками? Ответьте!

Наверное, ответ дадут в приемной Евгения Максимовича Примакова, с которым, по сообщению Ани, Мовсар Бараев был готов побеседовать… Читатель, вы не поверите, но помощница депутата Госдумы сухо попросила номер сотового телефона Анны: мол, я перезвоню и узнаю, что ей надо! Мне становится стыдно за команду Евгения Максимовича. Напомню, Аня, как и сотни других несчастных, находится рядом с бомбами, под дулами автоматов! Можно с уверенностью предположить, что заложники не по злобе душевной отрывают Примакова от руля управления государственной машиной.

Благо, что не все чиновники идут на компромисс с совестью, думая о рейтингах и собственном значении. Когда террористы, опять же через Аню, а она — через нас, выразили желание общаться с экс-президентом Ингушетии Русланом Аушевым, он отнесся к нам не как к журналистам, а как к гражданам страны и, разобравшись в ситуации, выразил готовность участвовать в сложных переговорах. Даже если в итоге получится очередное позирование перед телекамерами, это все же человечней, чем чиновничья сухость.
Страшно и обидно. Пока чиновники и силовики играют по своим правилам, сотни пленников третьи сутки находятся на грани жизни и смерти. Но для государственных мужей они перестали быть людьми — они трансформировались в человеко-единицы.

«Московская правда»