Действия властей

23 октября 2002 г. несколько десятков террористов захватили здание т. н. Театрального центра на Дубровке в Москве непосредственно во время юбилейного показа популярного мюзикла «Норд-Ост». Более 800 зрителей и членов труппы оказались в заложниках. Кризис длился в общей сложности два дня и три ночи. По утверждению террористов, здание было заминировано, причем взрыв привел бы, по меньшей мере, к гибели всех находящихся внутри людей. Основным требованием террористов было прекращение военных действий в Чечне и вывод российских войск из Чеченской Республики.

Несмотря на гибель значительного числа заложников, представители власти последовательно давали проведенной операции высочайшую оценку, называя потери неизбежными и отметая все сомнения в эффективности действий спецслужб и других структур.

Министр внутренних дел РФ Борис Грызлов назвал операцию «слаженной и эффективной».

Вскоре после штурма заместитель Министра внутренних дел РФ Владимир Васильев заявил следующее: «Была информация, что многие погибли от спецсредств, которые применялись при проведении операции. Это не так». В подтверждение В. Васильев сообщил, что никто из 104 пострадавших, помещенных в госпиталь ветеранов войны N 1, не имеет диагноза «отравление».

О «слаженной, согласованной работе всех структур» говорил и директор ФСБ Николай Патрушев.

Мэр г. Москвы Юрий Лужков заявил, что операция по освобождению заложников была проведена «блестяще», а глава администрации Чечни Ахмад Кадыров утверждал, что «мировой практике не известны факты столь грамотно и результативно проведенных операций».

На фоне этих заявлений СМИ также тиражировали информацию, заставляющую с сомнением относиться к тому, что операция действительно была слаженной, согласованной и безупречной. А утверждение о том, что спецсредства не имели отношения к гибели заложников, выглядит и вовсе неправомерным.

Уже 27 октября главный врач г. Москвы Андрей Сельцовский подтвердил, что почти все погибшие заложники умерли от отравления «специальным газом». Он же заметил, что до начала штурма медики не были информированы о характере спецсредств, которые будут применяться в ходе операции². Сам по себе использованный газ отравляющим веществом не являлся, но именно его побочные эффекты вызвали «недостаточность сердечную, дыхательную, кровообращения», которые и стали непосредственной причиной гибели людей.

Интересно, что еще до проведения операции, 24 октября, бывший глава Третьего управления КГБ военной контрразведки, вице-адмирал Александр Жардецкий заявил в интервью агентству Интерфакс, что в случае применения газа дети, а также имеющие хронические заболевания дыхательных путей и сердечно-сосудистой системы практически обречены на гибель. Казалось бы, если такой информацией владеет бывший сотрудник органов безопасности, то ею несомненно владели сотрудники оперативного штаба и состояние заложников не могло быть для них неожиданностью. В такой ситуации многочисленные просчеты в эвакуации и оказании первой помощи освобожденным заложникам не находят объяснения. В частности, изучив интервью с рядом участвовавших в операции спецназовцев, сотрудников МЧС, врачей, мы может констатировать следующее:

Сотрудники спецподразделений не были проинструктированы о правилах оказания первой помощи людям, испытавшим воздействие «специального газа» (часть умерших погибли из-за того, что когда их выносили из здания, их тела находилось в неправильном положении, что привело к удушью).

В первые минуты после завершения спецоперации спасателей не допускали к участию в эвакуации заложников, в результате чего этот процесс проходил медленнее и менее грамотно, чем было возможно.

В свою очередь спасатели не были предупреждены об использовании газа и не имели необходимых средств для оказания соответствующей первой помощи.

То же относится и к врачам скорой помощи, дежурившим у театрального центра в момент операции, в частности в первое время не хватало так называемых антидотов. Так, Ирина Назарова, главный врач госпиталя Всероссийского центра медицины катастроф, прокомментировала: «Мы не знали, какое спецсредство было применено в ходе штурма. О том, что был применен газ, мы поняли на месте»³. Один из медиков, участвовавших в спасении заложников, сказал: «Мы готовились к минно-взрывном травмам. Особых рекомендаций запасаться какими-то препаратами, насколько мне известно, больницам не давали»⁴…

Необходимой информации и экипировки не получила даже часть участников штурма. Бойцы СОБРа МВД отравились газом (хотя и гораздо слабее, чем заложники), когда вошли в зрительный зал, где содержались заложники.

Некоторые медики утверждают, что к гибели значительного числа людей привели недостаток медицинских транспортных средств и перевозка заложников в обычных автобусах (это не позволяло оказывать помощь в ходе транспортировки; кроме того, в автобусах не было прикрепленных медиков). Другие говорят о том, что машин скорой помощи было достаточно, но было «затруднено движение — большое скопление машин различного назначения. Они перекрывали друг другу дорогу».

Имелись просчеты и при организации сортировки жертв по тяжести состояния. Косвенно об этом свидетельствует тот факт, что некоторых живых заложников перевозили вместе с мертвыми. Также, заложников, которые были без верхней одежды, для определения состояния клали на землю на улице при нулевой температуре. В результате были случаи пневмонии.

Тем не менее, на официальном уровне нет ни критики, ни стремления разобраться в причинах таких просчетов и несогласованности спасательных работ. Более того, власти не считают необходимым проводить открытое расследование с участием общественности. С другой стороны, Государственная Дума РФ проголосовала против инициативы СПС провести депутатское расследование.

СПС, испросив соизволения Президента РФ, провел все же собственное расследование. Так как расследование не имело официального статуса, у СПС не было возможности получить свидетельства всех необходимых должностных лиц. Тем не менее, выводы комиссии в отношении спасательных работ в целом отражают ситуацию, описанную выше. При этом комиссия крайне комплиментарно оценивает действия спецслужб, а вину за гибель заложников, с ее точки зрения, несут конкретные министерства и ведомства, которые отвечали «за социальную и медицинскую помощь гражданам»⁵..

Мы не можем не согласиться с тем, что гражданским структурам необходимо быть готовыми к любым последствиям террористических актов, но в данном конкретном случае очевидно, что одной из основных причин гибели людей стала несогласованность действий военных и гражданских структур, причем именно военные не предоставили гражданским информации, необходимой для организации адекватной помощи жертвам.

В любом случае, несмотря на неутешительные выводы комиссии, власти едва ли пойдут на публичную переоценку итогов операции. Хотя бы потому, что оценка комиссии не стала новостью для федеральной власти. Когда на встрече 14 ноября с В. В. Путиным Борис Немцов суммировал для Президента результаты расследования, в ответ он услышал: «То, что вы говорите, очень близко к тому, что я знаю»⁶..

Фактически все вышесказанное приводит нас к мысли, что при организации операции качественно, детально проработана и реализована была только одна ее составляющая — уничтожение террористов и предотвращение взрыва. Поэтому, несмотря на заявления о приоритете освобождения заложников, в реальности эта задача оказалась на втором плане⁷. Не пытаясь давать рекомендации по эффективной борьбе с терроризмом, мы вынуждены констатировать, что в случае с терактом в г. Москве 23 –26 октября 2002 г. имело место грубое нарушение права на жизнь.

Понимая, что многие просчеты в ходе проведения операции стали известны благодаря работе СМИ, которые непрерывно комментировали ход событий, используя не только официальные источники информации, и впоследствии собирали свидетельства непосредственных участников операции, переговорщиков и т. д., власти хотели бы обезопасить себя от некомплиментарного освещения подобных ситуаций в будущем. Сразу после теракта проправительственные силы в Государственной Думе РФ выступили с законодательной инициативой о внесении в законы о борьбе с терроризмом и о СМИ поправок, направленных на ограничение свободы слова в ситуациях антитеррористических операций. В частности, в Законе о борьбе с терроризмом предлагалось расширить запрещение пропаганды или оправдания терроризма или экстремизма в СМИ и других источниках информации до запрета на информацию, «служащую пропаганде или оправданию экстремистской деятельности, в том числе содержащую высказывания лиц, направленные на воспрепятствование проведению контртеррористической операции, пропаганду и (или) оправдание сопротивления проведению контртеррористической операции». Действие такой поправки шире, чем кажется на первый взгляд — необходимо помнить, что война в Чечне формально является антитеррористической операцией, осуществляющейся на базе закона о борьбе с терроризмом, и если бы такая поправка вошла в силу, то любые попытки организовать полноценную общественную дискуссию в СМИ по проблеме Чечни стали бы попросту незаконными. Поправки с рекордной скоростью были утверждены Государственной Думой и Советом Федерации. Однако, видимо, осознав, что подобное законодательство будет слишком одиозным, власти откликнулись на призыв группы руководителей основных СМИ (в том числе ряда государственных), и Президент РФ отклонил представленный законопроект. Впрочем, поправки не исчезли, а отправлены в согласительную комиссию, и на данный момент невозможно с уверенностью предположить, будут ли они приняты в смягченном виде или останутся висеть дамокловым мечом над СМИ. В любом случае, журналисты пообещали Президенту разработать механизмы саморегулирования применительно к освещению террористических актов. Необходимо заметить, что хотя мы всемерно приветствуем инициативы журналистского сообщества, направленные на саморегулирование, в данном случае консенсус в журналистской среде был достигнут, по сути, в результате шантажа.

Неспособные предотвратить крупномасштабный террористический акт в центре столицы, московские правоохранительные органы во время кризиса и, в особенности, в первые недели после штурма активно доказывали свою состоятельность уже привычным способом. Так же, как и после взрывов жилых домов в г. Москве осенью 1999 г., по столице прошла волна «проверок» среди московских кавказцев. Кроме традиционной проверки документов на улицах города, сотрудники милиции ходили по квартирам, производили обыски и задержания. Естественно, что жертвами таких практик становились в первую очередь чеченцы. Только в приемную правозащитной организации «Гражданское содействие» поступило около 40 жалоб на произвол милиции. По словам руководителя организации Светланы Ганнушкиной, зафиксированы шесть случаев возбуждения сфальсифицированных уголовных дел, связанных, как правило, с наркотиками. Кроме того, имеются факты увольнения с работы, а также удаление из школы чеченских детей⁸.

Один из наиболее возмутительных случаев — арест Яхи Несерхаевой, московской чеченки, которая оказалась в заложниках в Театральном центре, не открыв террористам своего этнического происхождения из солидарности с русской подругой, с которой они вместе пришли на спектакль⁹. Прямо из больницы, куда она была доставлена после штурма, Яха была переведена на двое суток в тюремную больницу N 20, а оттуда — в следственный изолятор. У Яхи Несерхаевой сразу взяли отпечатки пальцев. Позднее ее сфотографировали и записали образец голоса. Яху продержали в заключении десять дней (максимальный срок задержания без предъявления обвинений), при этом ее ни разу не допрашивали и в конце концов отпустили, так и не предъявив обвинения. Есть основания полагать, что Яху Несерхаеву выпустили на свободу благодаря активному включению в дело ряда правозащитных организаций и квалифицированных адвокатов.

Необходимо также упомянуть произвольное задержание Алихана Гелагоева, имевшее место 25 октября, то есть еще до штурма Театрального центра. По его свидетельству, уже в машине сотрудники милиции надели ему на голову мешок и зверски избили. При этом кричали: «Вы нас ненавидите, а мы вас ненавидим! Мы будем вас уничтожать!» В ГУВД г. Москвы Гелагоева много часов пытались вынудить подписать заранее составленный текст признания в том, что он являлся «идейным организатором теракта». Не добившись успеха, стражи порядка отпустили Гелагоева, но лишь после того, как он подписал бумагу о том, что добровольно явился в ГУВД г. Москвы и к сотрудникам претензий не имеет.

По данным ВЦИОМ, 30% россиян считает «выдворение всех чеченцев из Москвы и других регионов России» наиболее эффективной мерой для обеспечения «безопасности граждан»¹⁰. С точки зрения российских правозащитных организаций, власти не предпринимают должных мер для обеспечения безопасности этнических групп. Российский и международный опыты показывают, что после масштабного теракта неизбежен всплеск межэтнической напряженности. Для предотвращения возможных эксцессов нескольких публичных заявлений общего характера явно недостаточно. Тем более, что такие заявления нередко страдают двусмысленностью. Так мэр г. Москвы Ю. Лужков заявил: «Мы в Москве никаких привилегий никому из национальностей не даем. Вместе с тем негативного отношения к кавказцам допущено не будет».

комментировать

добавление комментария
Пожалуйста, оставляйте комментарии только по теме.
имя:
e-mail
ссылка
тема:
комментарий:
Код:*
	я хочу получать сообщения по е-почте, если комментарии будут поступать еще

Powered by AkoComment Tweaked Special Edition v.1.4.6
AkoComment © Copyright 2004 by Arthur Konze — www.mamboportal.com
All right reserved