В очереди на опознание люди пропускали друг друга вперед

В очереди туда стоят заплаканные люди с бледными лицами. Надежды у них уже нет, но теплится вера в чудо — вдруг не мой. Оттуда выходят опустошенные куклы — на ватных ногах, с мертвыми глазами, постаревшие на десятки лет. Чуда не произошло — теперь перед ними лежит дорога в морг, номер которого уже назван.

В такой страшной очереди я еще не стояла никогда. В Центре психологической реабилитации, расположенном в доме номер 2 по ул. Мельникова, собралось не менее трехсот человек, которые разыскивают тех, чьи фамилии не значатся в списках счастливчиков — обитателей больничных палат и даже реанимаций. На двери табличка «прокуратура», ниже от руки — «фотоснимки погибших, личности, которые пока не установлены». Пускают сюда по паспортам — через аж два кордона ОМОНа. Те спрашивают документы, требуют дать им данные на пропавшего человека — имя, фамилию, отчество, место рождения, возраст и описание внешности, включая одежду.

Мне стыдно стоять в этой очереди, потому что у меня никто не умер. Но правда жизни требует рассказать о тех, кто уже не дождется своих близких с мюзикла «Норд-Ост». Я смотрю в отрешенные лица и вскоре начинаю ощущать странный и очень страшный психологический эффект — эмоции людей, которые они не выплескивают наружу, а держат глубоко внутри, почему-то передаются мне. Резко начинает болеть голова, меня трясет мелкой дрожью, и я начинаю бояться, что сейчас начну плакать навзрыд.

- Все больницы обзвонил,— шепотом говорит впереди стоящий мужчина в военной форме,— всю ночь от телефона не отходил, знаете, трубка была такая горячая, и ухо к утру совсем бесчувственным стало… Но дочки нигде не было. Что делать? Поехал рано утром во второй морг, уговорил, чтобы пропустили. Мне прямо трупы показали, жуть, как страшно было смотреть. Санитары показывают очередное тело, а у меня одна мысль по виску бьет — сейчас она, сейчас она… Но не оказалось, слава Богу. У меня надежда затеплилась, а санитары говорят — моргов много, дескать, сюда надо приехать… Что буду делать, если фотографию найду… Не могу об этом думать!

- В шестом морге много неопознанных трупов,— вступает в разговор очень пожилая женщина, скорее даже бабушка,— я было сунулась, не пускают. Так и не прорвалась.

- Сегодня трое в реанимации назвали свои имена,— робко говорит другая старушка,— может, это наши?

Ее тут же окружают люди с единственным вопросом — в какой больнице пришли в себя эти люди.

Рядом со входом многочисленные столы с психологами. Заняв очередь — господи, ну почему же это не банальная толпа, выстраивавшаяся двадцать лет назад в продуктовый магазин! — отхожу к стендам, на которых фотографии людей, разыскиваемых родственниками: Соколова Маргарита Юрьевна — симпатичная, светленькая молодая женщина 32 лет, Бурбан Григорий Маркович — приятный серьезный мужчина в очках. Ко мне тут же подскакивают трое психологов:

- Вы кого-то ищете? Нужна информация, помощь?

- Мне бы посмотреть список погибших.

- Такого пока нет.

Проходит два часа бесконечного стояния в печальной очереди. Люди держатся из последних сил — они еще не видели того, ради чего стоят — листы толстой серой папки, на каждой стороне которых крупная фотография погибшего экс-заложника и краткая подпись внизу — мужчина/женщина, примерный возраст, описание одежды, особые приметы, номер морга, где находится тело. Родственники погибших разговаривают между собой, рассказывают, кто где был, какие усилия предпринял, чтобы найти своих.

Небольшая комната приспособлена под оперативный медицинский пункт — там работают врачи, оснащенные почти реанимационной аппаратурой: кричащих в голос людей — тех, кто уже видел альбом скорби,— откачивают с помощью уколов.

Вот и моя очередь. Комната с большим окном освещена только дневным светом, но его, увы, хватает, чтобы опознать труп на фото. В комнату одновременно с человеком из очереди заходят психолог и оперативник. Если разыскивается очень близкий родственник — ребенок или муж — они не отходят до последнего. Если человек говорит, что ищет более дальнюю ему родню, отходят вглубь комнаты. Меня опрашивают и отходят.

Передо мной раскрывает альбом еще не старый следователь, он очень нервничает — еще бы, ему сегодня с утра пришлось столько увидеть горя, что, наверное, хватит на всю оставшуюся жизнь.

- Кто у вас?

Описываю человека — пропавшего мужчину, о котором меня просили узнать его родственники, которые сейчас стоят возле 13-й больницы с табличкой «помогите найти человека». Сюда приехать они просто боятся — уже нет сил.

Медленно, как в замедленной съемке, страницы переворачиваются перед моими глазами — люди, голые по пояс, запавшие глаза, искаженные лица, почему-то у многих приоткрыт рот, видимо, результат удушья, волосы прилизанные, на заднем фоне железные каталки. Молодые и старые, худые и толстые, почему-то все похожи друг на друга. Слава Богу, детей нет. Нет и человека, фотографию которого я видела у родных.

- Смотрите внимательнее,— говорит следователь,— смерть резко меняет человека.

- Нет,— качаю я головой,— все-таки нет.

- А ваш разыскиваемый, часом, не похож на чеченца? — задумчиво спрашивает следователь.

- Вообще-то волосы у него черные,— говорю я.

- Есть еще один морг, это я говорю вам неофициально, он находится в ведении ФСБ, туда, как я знаю, доставили тех, кто похож на боевиков.

Несмотря на то, что человек, которого я искала, мне не то что не родной, я его в жизни не видела, испытываю огромное облегчение оттого, что не нахожу его фото в серой папке. Другим везет меньше. Чаще люди сами из комнаты выйти оказываются не в состоянии — их выводят под руки и начинают откачивать.

Вижу того самого военного, который стоял передо мной все два часа, и поражаюсь, как в одну секунду жизнь может сломать человека. Он не может плакать, только беспомощно озирается и хватает ртом воздух. Его тут же подхватывают и уводят. Я ничего у него не спрашиваю, все понятно и так.

- Костя, Костя, он — в девятом морге! — замороженным голосом повторяет молодая женщина и почему-то стучит кулаками по плечам такого же молодого мужчины.

- У вас кто-то из самых близких? — спрашиваю я.

Они меня не слышат.

- Прости меня, сынок, прости! — рыдая в голос, сползает по стене мужчина в стареньком драповом пальто.

Его подхватывают психологи, но он почему-то обращается ко мне.

- Я ведь ему в тот вечер плейер купить отказался, плейер он у меня просил,— сквозь слезы говорит он и смотрит на меня очень растерянным взглядом.

Народу в холле становится все больше, откуда-то приносят дополнительные стулья, очередь разрастается. Кто-то пытается влезть в первые ряды.

- Вы туда сильно торопитесь? — с ужасным спокойствием говорит очень бледный молодой мужчина,— я могу пропустить вас вперед.

Московский комсомолец

комментировать

добавление комментария
Пожалуйста, оставляйте комментарии только по теме.
имя:
e-mail
ссылка
тема:
комментарий:
Код:*
	я хочу получать сообщения по е-почте, если комментарии будут поступать еще

Powered by AkoComment Tweaked Special Edition v.1.4.6
AkoComment © Copyright 2004 by Arthur Konze — www.mamboportal.com
All right reserved