Не было ни пакета, ни конверта, ни мешка с почтовыми печатями. 1452 страницы (в том числе 49 страниц меморандума и приложенные к нему материалы томов уголовного дела, между прочим, засекреченные даже от самих пострадавших) представители нашей почты просто кинули на стол в виде хаотичной кипы бумаг. Возможно, имела место перлюстрация. Чтобы уточнить этот сам по себе скандальный факт, организация «Норд-Ост» отправила запрос в Европейский суд.

Ответы правительства РФ, изложенные в меморандуме, на первый взгляд кажутся традиционными: газ — безвредный, спасательная операции была проведена на высоком уровне, медицинская помощь заложникам была оказана своевременно и эффективно. То есть правительство РФ не находит в данном случае никаких нарушений прав человека, закрепленных в Европейской конвенции. Поэтому возражает против признания жалобы приемлемой к рассмотрению.

Однако все эти доводы, изложенные в форме утверждения, не подкреплены никакими фактами. Самыми аргументированными в этом меморандуме являются возражения В. Милинчук против некорректного употребления Европейским судом словосочетания «чеченские партизаны» в отношении террористов, захвативших Театральный центр на Дубровке. Г-жа Милинчук пишет: «Власти Российской Федерации категорически возражают против применения данного термина к указанным выше лицам по следующим причинам. В истории Российской Федерации термином «партизаны» всегда обозначали граждан, которые, не являясь военнослужащими Российской армии, добровольно возлагали на себя бремя вооруженной борьбы с армией государства-агрессора». И далее В. Милинчук приводит подробную историю партизанского движения в России, начиная с Отечественной войны 1812 года и заканчивая Великой Отечественной войной 1941—1945 гг.

И это — самая аргументированная часть меморандума. В остальном… Знаете что? Так врать европейскому суду нельзя!

Ну, нельзя писать о том, что газ не являлся химическим оружием только потому, что его токсичное действие было направлено исключительно на террористов. При том, что террористы и заложники находились в одном помещении. Нельзя утверждать, что главными причинами гибели людей стали обезвоживание и стресс, и только в последнюю очередь — газ. Даже в Беслане никто не погиб ни от обезвоживания, ни от стресса (на Дубровке, между прочим, террористы разрешали заложникам хотя бы есть и пить)! Нельзя утверждать, что газ был безвредным, и при этом скрывать его химическую формулу. Нельзя утверждать, что никто из заложников не погиб от неоказания медицинской помощи, хотя в деле есть посмертные судебно-медицинские экспертизы 73 человек (из 125 погибших заложников), где семь экспертов единодушно подписались под вердиктом: 73 заложникам (в том числе 6 несовершеннолетним детям) не было оказано никакой медицинской помощи. Нельзя говорить об эффективно организованной спасательной операции, ссылаться на показания 98 свидетелей и посылать эти показания в Страсбург, даже не прочитав их. Ведь в этих допросах эти же свидетели говорят о хаосе, царившем 26 октября 2002 года при спасении заложников. Нельзя утверждать, что в больницах после штурма скончались всего лишь 6 заложников. Умер 71 человек. И это зафиксировано в материалах уголовного дела. Нельзя, наконец, настаивать на абсолютной невиновности силовиков и чиновников, допустивших столь масштабный теракт в центре Москвы.

Для нас, российских граждан, эта позиция властей привычна. Знакомы с ней и в Страсбурге. Но нынешний меморандум свидетельствует о панике, вдруг охватившей ответственных лиц.

Дело в том, что Страсбург не только довел до сведения власти и заставил отвечать на неприятные вопросы, которые жертвы «Норд-Оста» задают в пустоту уже пять лет. Страсбург проявил готовность рассмотреть жалобу «Норд-Оста» в очень короткие сроки. То есть применить к этой жалобе правило 54 А регламента Европейского суда. Обычно Страсбург выносит свое решение только через пару лет после признания жалобы приемлемой к рассмотрению. Но если применяется правило 54 А, то жалоба рассматривается по существу без промедления, то есть одновременно с решением о приемлемости.

 

И если учитывать это обстоятельство, то становится абсолютно понятным категоричность, с которой завершает свой меморандум правительство России.