|
Накануне годовщины трагедии корреспондент «КП» встретилась с бывшими заложниками школы № 1  Беслан: 10 лет спустя 10 лет назад, 1 сентября 2004 года, во время торжественной линейки в школу No 1 североосетинского города Беслана ворвались террористы. Учителей, школьников, их родителей и близких, которые пришли на Первый звонок, бандиты захватили в заложники — всего 1100 человек. Их заперли в спортзале, здание заминировали. Изнывающим от жары и жажды людям в течение трех дней не давали ни еды, ни даже воды, не разрешали выйти в туалет. 3 сентября, примерно в час дня, в здании стали один за одним раздаваться взрывы, школа загорелась, часть ее обрушилась. Заложники начали выбегать из здания, по ним открыли стрельбу, и тогда силовики приняли решение брать школу штурмом…
Большинство заложников удалось освободить, но 334 человека, из них 186 детей, погибли, 800 получили ранения. «ИМ ТАК ХОТЕЛОСЬ ПИТЬ» Город изнемогает под палящим солнцем, но жизнь здесь ни на секунду не останавливается: куда-то торопятся прохожие, мимо мчатся машины, а дорожные рабочие в преддверии учебного года наносят яркую разметку на пешеходные переходы. На первый взгляд ничего необычного, но жизнь этого североосетинского городка навсегда разделилась на «до» и «после».  Спортзал под саркофагом. Фото: Анна ИВЕРШИНЬ Обгоревший спортзал сверху бережно укрывает круглый саркофаг, символизирующий памятный венок. Внутри тихо. Посередине стоит поклонный крест. К нему подходит седой мужчина и, взявшись за перекладину, что-то шепчет по-осетински. Закончив, поворачивается и тихо произносит:
— Прикоснись к кресту.  Крест, установленный в спортзале старой школы. Фото: Анна ИВЕРШИНЬ По всему периметру помещения на стенах висят фотографии тех, кто провел здесь последние дни своей жизни. Под фото — мягкие игрушки и несчетное количество открытых бутылок с водой — заложникам так хотелось пить. Все это скоро уберут — к памятному дню сюда принесут новые. А в дыры на полу, оставленные разорвавшимися бомбами, положат цветы и венки.
Перехода, соединявшего школу со спортзалом, уже нет. Да и сама школа заперта на ключ — ее держат под замком из-за аварийного состояния. Охранник, который следит за тем, чтобы люди не подходили близко и не влезали в окна, соглашается открыть дверь. Из здания все давно вынесли. Осталась только разбитая раковина на полу и одинокий портрет Маяковского в одном из классов.  В здании старой школы. Фото: Анна ИВЕРШИНЬ Недавно здесь появились девять новых табличек — их установили на месте гибели спецназовцев. Десятый погиб во дворе, где теперь стоит памятная плита.
Стены здания изрешечены пулями, а по надписям на них можно изучать географию России — кажется, каждый город страны оставил слова поддержки и соболезнования.
К 10-й годовщине в школьном дворе возвели стену. На ней высечено имя каждой невинной жертвы кровавого террора первых сентябрьских дней. А на месте начальной школы заканчивают возводить Храм бесланских младенцев.
ПОСЛЕДНИЙ ПЕРВЫЙ ЗВОНОК
На новом светлом здании никаких опознавательных знаков: то ли Дом культуры, то ли Дворец спорта. Только внутри угадывается, что это школа — в памятном уголке, посвященном погибшим спецназовцам, наводит порядок преподаватель истории Надежда Гуриева.
— Очень тяжелая 10-я годовщина. Как первая. Я сейчас столько же лекарств и антидепрессантов пью, как тогда.— Она уже не плачет, все слезы за эти годы выплаканы.
Только иногда тяжело вздыхает и торопится вытереть катящийся градом пот.
Памятный уголок открыли в 2007 году. Здесь бережно хранят память о бойцах «Альфы» и «Вымпела», прикрывших собой детей: на втором этаже есть зал славы, рассказывающий о каждом погибшем.
Останавливаемся у фотографии Героя России Андрея Туркина.
— Бывает, придешь совсем в плохом настроении, а он так глядит, будто сказать пытается: «Ну что раскисла?» — грустно улыбается Надежда Ильинична.— Всегда по-разному смотрит.
Дверь из этого зала ведет в Музей памяти. Все экспонаты, собранные здесь, перенесены из старого здания или переданы родителями. Одна стена полностью занята снимками погибших. Они расклеены на нескольких стендах:
— Тут спецназ и эмчеэсовцы, дальше — учителя, в центре — все дети, а там родители и те, кто прибежал спасать,— проводит экскурсию учитель истории.
Рядом с макетом первой школы, укрытым стеклом, лежат еще несколько фотокарточек:
— А эти снимки?
— Это наши учителя, те, кто умер после теракта. И это еще не все. Каждый год мы хороним одного. Причем именно в эти дни — конец лета — начало осени.
Среди детских фотографий есть две, которые особенно дороги хозяйке музея,— на них ее дети Верочка и Борик. На другой стене висит школьная доска с разбитым углом.
— Вот эта доска из моего класса,— отвлекаясь от витрин, произносит она.
— А надписи на ней откуда?
— То, что написано синим цветом, написала моя Верочка 31-го августа,— на доске аккуратным почерком выведено: «С последним вас Первым звонком, 11 В класс».— У меня 11-й класс был, и наводить порядок помогали мои собственные дети. И когда Верочка это написала, у меня мурашки по спине пробежали. А она говорит: «Ну, это же их последний Первый звонок»…
Надежда Гуриева и ее младшая дочь Ира остались живы после взрыва. Девочка в этом году окончила школу, поступила в медицинский университет и уехала учиться в Москву.
Самый популярный экспонат в музее — альбом с кадрами тех трагических дней.
— Я его сначала от детей прятала,— рассказывает Надежда Ильинична.— Они приходят и сразу все ныряют туда. Потом мне психологи сказали: «Оставьте. Значит, им надо».  Фотоальбом в музее памяти. Фото: Анна ИВЕРШИНЬ На нескольких снимках видны прямоугольные предметы желтоватого цвета:
— Вот такая мина у меня под ногами стояла. Вот такая мина нас всех и положила,— женщина на секунду застывает.— Там через скотч просвечивались стекляшки, лезвия, металлические кусочки. Всякая дрянь была.
Кадры спасения заложников, на которых обычные горожане выносили людей из горящего спортзала под шквалом пуль, облетели весь мир.
— Мне брат рассказывал: «Я несу девочку маленькую, а мы ж заросшие все, в камуфляже, и она мне говорит: «Дядя, а ты меня не убьешь?». Я чуть не упал вместе с ней. И ей по-осетински говорю: что ты, моя хорошая, как же я могу тебя убить? — От таких слов на глаза невольно наворачиваются слезы.
— Вот говорят, они мешали. Но их же никто не организовал. Поймите, ну не могли они стоять в стороне,— ее голос дрожит.— Мужчина, который знал, что там гибнет его семья, с рогаткой бы пошел против автоматов.
Выставить все, что уже собрано, в одной классной комнате невозможно, да и некоторые экспонаты, среди которых окровавленная одежда заложников, не предназначены для школьного музея. Остается надеяться, что здание старой школы когда-нибудь сделают музеем. Парень терпеливо ждал пока у телочки появится желание и она сама отсосет его член
ГОРОД АНГЕЛОВ
Над входом в «Город ангелов» установлен православный крест, но в этой земле лежат и христиане, и мусульмане.
На ограде кладбища расставлены десятки статуэток ангелочков. Они читают книги, молятся, играют на лирах и спят в колыбелях. Их так много, что всех не разглядеть. Почти на каждом надгробии тоже стоит ангелок.  Здесь даже обойти все сразу трудно, а сколько неизмеримого горя хранит в себе это кладбище, невозможно представить — этого все равно окажется слишком мало.
Сотни метров занимают ряды одинаковых надгробий. На нескольких из них летний ветер колышет ленты «Выпускник-2014», повязанные одноклассниками 25 мая, еще на одной — «Первый учитель».
Под общей плитой покоятся шестеро детей с одной фамилией. Это дочери и сыновья двух родных братьев. У них разные годы рождения, а вот дата смерти на всех одна. Их близкие в канун годовщины подкрашивают золотистой краской выгоревшие надписи. Говорить с посторонними о своей утрате они не готовы даже спустя 10 лет.
За порядком на мемориальном кладбище следит смотритель Касполат Рамонов.
— Здесь похоронили не всех. Некоторых родственники увезли домой. Бойцов «Альфы» и «Вымпела» забрали в Москву, они покоятся на Николо-Архангельском кладбище. Всего 266 могилок… — он окидывает взглядом мертвый город, а его слова как будто тают в воздухе.
— И еще одна, 267-я, под цветником у «Древа скорби»: там лежат несколько фрагментов, которые не смогли опознать. Их из Ростова привезли и похоронили вместе.
Уже позже я узнаю, что в одной из 266 могилок похоронена старшая дочь Касполата — Мариана, навсегда оставшаяся 16-летней девочкой.
НАЗЫВАЮТ ДРУГ ДРУГА «ТЕРАКТНИКАМИ»
— Вот здесь мы прогуливаем уроки,— заливисто смеется Диана, показывая укромный уголок, где можно поговорить. Мы садимся на ступеньки в одном из коридоров новой школы.
Через год Диана Аликова и Анжела Сикоева выпустятся отсюда, как и их одноклассники, для которых 10 лет назад День знаний навсегда перестал быть праздником.
В свой первый учебный год светловолосая первоклассница Диана отучилась всего два месяца — апрель и май. А вот Анжела должна была пойти во второй класс, но вернулась в школу только через год.
Сейчас они обычные подростки — шутят, смеются и готовятся давать напутствие первоклассникам. Диана любит танцевать и планирует поступать на юрфак во Владикавказе. Анжела с пятого по девятый класс училась в Москве в лицее Ходорковского, но потом ее потянуло домой. Говорит, что, закончив школу, снова уедет, но на этот раз в Питер, чтобы стать хорошим стоматологом и помогать людям.  Диана Аликова и Анжела Сикоева. Фото: Анна ИВЕРШИНЬ В их разговоре лишь изредка проскальзывает слово «заложник» — они привыкли называть себя «терактниками».
— Вы часто в старую школу ходите?
— Я живу рядом, на Школьном,— смотрит вдаль Диана.— И мы с друзьями иногда собираемся, чтобы пойти туда. А так — каждый год первого, второго и третьего числа мы там всегда бываем.
В спортзале девочка провела те три дня вместе с мамой. Они обе вернулись домой.  Диана Аликова с мамой после освобождения. Фото: из личного архива. Анжела, слушая ответ одноклассницы, перестает улыбаться и задумывается:
— Я только в годовщину хожу. Чтобы лишний раз не вспоминать… Мы почти всей семьей были там: мама, брат. Только отец… — она ненадолго замолкает.— Он инвалидом остался после этого всего. Когда услышал, что нас захватили, сразу кинулся в школу. Просил его обменять, говорил: «Меня возьмите, а мою семью отпустите». Но его не стали слушать и расстреляли — он получил много ранений.
Она проглатывает подступивший к горлу комок и продолжает:
— Меня мама спасла. Когда был взрыв, она меня накрыла собой. И я понимала уже, что вряд ли она в живых осталась — вот это было самое страшное,— от того, как она это произносит, по телу пробегает дрожь.
— Со временем что-то забывается?
— Нет,— отчеканивает Диана.— С каждым годом все больше этих воспоминаний… Нам не давали воду, а очень хотелось пить. Перед нашими глазами убивали: расстреляли мужчину прямо в зале, и он лежал около нас. 
- Я, может быть, тогда не до конца все понимала,— добавляет другая девочка.— Когда взрослей становишься, больше начинаешь осознавать, сильнее чувствуешь утрату.
Одиннадцатиклассницы считают, что пережить то, что с ними случилось, не помогут никакие психологи — осознать, понять и принять произошедшее они должны сами. Похоже, у них это получается — девочки строят серьезные планы на жизнь, мечтают о больших семьях и детях. И они хотят помогать людям.  Диана Аликова и Анжела Сикоева в детстве. Фото: личный архив. - Хочу дружную семью, чтобы жили в понимании, чтобы доброта была. Очень хочу воспитывать своих детей правильно и додать им то, чего не было у меня,— мечтательно произносит Анжела.— Например, детства.
— То есть у тебя детство тогда закончилось?
— Да.
— Это у каждого «терактника»,— включается Диана.— Все рано повзрослели.
— Самое главное — оставаться всегда человеком,— уверяет Анжела.— Будешь ты богатым или бедным, главное, с доброй душой.
«ОБЯЗАТЕЛЬНО СЮДА ВЕРНУСЬ»
Рома Бзиев учился уже в другой школе — после теракта рядом построили две одинаковых.
— Почему ты в 8-ю школу пошел?
— Честно говоря, не знаю, просто так получилось. Она немного ближе к дому, да и переезд железнодорожный не переходить — родным волнения меньше.
В спортзале первоклассник оказался с мамой, папой и бабушкой. Только двухлетнего брата тогда не было с ними.
— Мама сразу погибла,— вспоминает темноглазый паренек.— Бабушка после из-за ранений умерла. А отца не стало раньше, чем бабушки, он в аварию попал.
Сейчас Рома живет с родной тетей. Год назад он перешел в частную школу во Владикавказе — серьезно готовится к поступлению. Хочет пойти по стопам отца и стать юристом.
— Что было самым страшным в те дни?
— Наверное, самый первый час — из-за непонимания. И первые дни после теракта, когда лежал в больнице, потому что ты не знал, что с родными, с друзьями. Живы ли они. Я потом только узнал…
— А сколько ты провел в больнице?
— Честно говоря, не помню даже. Я лучше помню все эти три дня, чем год после теракта. Говорят, что у меня провалы в памяти были. 
Сейчас Рома увлекается фотографией — любит снимать пейзажи, занимается борьбой, но говорит, что все это несерьезно.
— Куда ты хочешь пойти после школы?
— Хочу поехать в Москву. Но я потом сюда вернусь обязательно — здесь мой дом. Там я хочу только учиться, там образование лучше.
«МЕЧТАЮ, ЧТОБЫ МИР ДОБРЕЕ СТАЛ»
Во дворе старой школы заканчиваются последние приготовления.
Вместе с Даной Чеджемовой заходим в спортзал.
— Помнишь, где вы сидели?
— Да, примерно вот тут,— указывает она место в самом центре зала.— Вот так висели эти канаты что ли, только тоньше,— она поднимает голову вверх, вспоминая, как это было.— И на них были огромные мины, завернутые во что-то. Прямо над маминой и над моей головой одна была. Я все время маму спрашивала, что это, а она отвечала: «Хозяйственное мыло, не бойся». Не знаю, как мы остались живы, это, наверное, все-таки чудо…
— Ты сюда часто приходишь?
— Да. Я только год назад, наверное, перестала сюда ходить. Меня мама даже ругала. Наверное, она боялась, что мне станет плохо. Сейчас я тоже тут бываю, но уже реже.
— А ты одна ходила?
— С подругой. Мы вместе выросли. У нас тут погибла подруга, которая тоже с нами росла вместе. Мы и сейчас ходим сюда, разговариваем с ней. Все-таки, я считаю, что-то тут есть,— она сжимает губы и изо всех сил старается сдержать слезы.— Когда внутрь захожу, мне на душе бывает и как-то больно, и возникает ощущение того, что она нас видит, слышит.
В первый класс Дана не ходила — училась дома. И потом еще долго боялась школы — до четвертого класса ее приводила мама, ждала, пока закончатся уроки, чтобы забрать дочь домой. 
- Я и сейчас боюсь большого скопления людей, а когда стою на линейке, у меня начинают дрожать руки и кажется, что сейчас кто-нибудь ворвется и будет захватывать. Не знаю, когда это пройдет, и пройдет ли…
— У тебя есть какая-то большая мечта?
— Я мечтаю, чтобы все люди перестали проявлять агрессию. Чтоб мир был добрее, без всего того, что сейчас творится, когда все друг друга убивают. Хочу, чтобы моя семья была счастлива и больше никогда этого всего не было, и все это осталось в прошлом.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Над дверным проемом, который когда-то вел в здание школы, висит табличка «выход». У тех, кто провел здесь почти трое суток под дулами автоматов, этого выхода не было. У них вообще не было никакого выхода… «Комсомольская правда-Ставрополь»
просмотров: 5939 | Отправить на e-mail
|
- Пожалуйста, оставляйте комментарии только по теме.
|
Powered by AkoComment Tweaked Special Edition v.1.4.6
AkoComment © Copyright 2004 by Arthur Konze — www.mamboportal.com
All right reserved |
комментировать
