главная arrow 2007 arrow Захват заложников - как вести переговоры с террористами

home | домой

RussianEnglish

связанное

Устиновская Екатерина
Уже 22 года...
24/10/24 13:38 дальше...
автор Аноним

Курбатова Кристина
Детки
Милые, хорошие наши детки!!! Так просто не должно быть, это ...
30/06/24 01:30 дальше...
автор Ольга

Гришин Алексей
Памяти Алексея Дмитриевича Гришина
Светлая память прекрасному человеку! Мы работали в ГМПС, тог...
14/11/23 18:27 дальше...
автор Бондарева Юлия

Захват заложников — как вести переговоры с террористами
Написал Сергей Бунтман   
04.01.2007
Оглавление
Захват заложников — как вести переговоры с террористами
Страница 2
Страница 3

Эхо МосквыРадиостанция «Эхо Москвы»

С. БУНТМАН: Добрый вечер, Сергей Бунтман у микрофона, сегодня ищем выход. Как, и о чем, и можно ли вообще переговариваться с террористами, с террористическими организациями, которые берут заложников. Повод для того, чтобы об этом поговорить — наступившая договоренность об обмене израильского капрала Гелада Шалита на 450 заключенных палестинцев — там совершеннейший торг – выплачивают заключенных тремя траншами на таких-то условиях через посредников из Египта, и есть шансы, что через полгода будет возвращен Гелад Шалит. Мы сегодня будем говорить, конечно, гораздо шире не только, и не столько об израильской ситуации, и у нас в гостях Анатолий Ермолин, депутат Госдумы, бывший начальник оперативно-боевого отделения группы «Вымпел»,

А. ЕРМОЛИН: Добрый вечер.

С. БУНТМАН: Валерий Борщов, правозащитник, сопредседатель правозащитной фракции «Яблоко», здравствуйте.

В. БОРЩОВ: Добрый вечер.

С. БУНТМАН: Потом я задам вопрос нашим слушателям – готовы ли они обменять российского ефрейтора на 450 «кулаевых» — средней руки террористов. Не будем спорить, кто содержится израильских тюрьмах. Вы вообще как думаете, до какой ситуации надо дойти, в которой государство, даже такое жесткое к террористам, как Израиль, начинает вести переговоры теми, кого считает террористической организацией. А. Ермолин?

А. ЕРМОЛИН: Здесь ситуация не такая простая, потому что до того, как начать переговоры, мы знаем, что было.

С. БУНТМАН: Война.

А. ЕРМОЛИН: да, полномасштабная война, в которой погибли тысячи людей. Я думаю, что позитивное в этой ситуации является то, что государство все-таки начало такие переговоры.

С. БУНТМАН: А что мешало раньше, что мешало сразу начать?

А. ЕРМОЛИН: Мне трудно отвечать за государство Израиль.

С. БУНТМАН: Вообще, в принципе такая цена – положили столько-то израильских солдат, массу народа в бомбардировках уже не будем разбираться, по каким причинам — то ли прикрывались, то ли нет. Но бомбардировке такая веселая штука всегда, что при ней погибают мирные жители.

А. ЕРМОЛИН: Позволю себе предположить, что вот эта победоносная война, которая таковой не оказалась, наверное, изменила какую-то политическую погоду, поэтому мы видим такое заметное колебание от политики ястребов к политике…

С. БУНТМАН: Хорошо. Я сегодня посмотрел израильские блоги, они в своих живых журналах» пишут — вот так, а завтра будет другая война, и завтра будут рыть такие же тоннели под КПП и брать пачками солдат и уже не будут затевать войны, уже Израиль слаб, и уже и будут брать пачками и просить за это освободить любых заключенных.

А. ЕРМОЛИН: Это известный подход. Лет 15–20 назад он был вообще в спецслужбах доминирующим. И СССР и целый ряд других спецслужб работали по установке, как у нас принято говорить «мочить при любых обстоятельствах» — несмотря на возможные потери. Логика была именно такой – если ты покажешь слабость, то получишь эскалацию терактов. Но, к сожалению, террористы тоже обладают инновационным мышлением, и ответом на такую практику со стороны мировых спецслужб стали уже массовые захваты – помните, в Израиле захватили школу, там более 70 детей погибло.

С. БУНТМАН: Пошли школы, самолеты, целые здания посольств – как было в Перу.

А. ЕРМОЛИН: 600 человек в Лиме было захвачено. Кстати, там переговоры велись 4 месяца.

В. БОРЩОВ: Я думаю, что здесь проблема в том, что первозначно, что представляет главную ценность. Что нам важно – спасти заложника, спасти своего военного, попавшего в плен, или отомстить и подвергнуть соответствующему наказанию, мести противника. Эта позиция давно обсуждается. Вспомните нашу войну — известны маршала, например, как Рокоссовский, который берег солдат – именно на этом он получил любовь и уважение военных, а было множество генералов и маршалов, для которых солдаты были исключительно как средство. Это ключевая проблема. И применительно к террористам она у нас выразилась в такой жесткой форме, что главное – уничтожить террористов. Не спасти заложников, а уничтожить террористов. Все события ближайших лет это подтверждают – «норд-ост» — мы что, спасли без потерь заложинков? Отнюдь, нет. Беслан это вообще трагедия. Поэтому вот эта установка – что первично – она важна. Действительно, все время ссылались на Израиль, но вот Израиль привел пример, когда для него действительно стал вопрос спасения жизни своего капрала важнее, чем несколько сот сидящих в тюрьмах.

С. БУНТМАН: Но и декларированная цель войны была – устрашить настолько террористические организации, вымести их с этой территории — но это в принципе провалилось. Я смотрю сообщения СМС — напоминаю, телефон 985-45-45, слушатели пишут: «Два основных вида теракта – взрыв и захват заложников. В первом случае ответственность властей в общественном сознании минимальна – всех не обыщешь, во втором случае мяч на стороне властей — террористы победили в «Норд-осте», победили в Беслане, и если завтра произойдет захват в Махачкале или Нальчике — к чему приведет штурм?» — пишет Альберт. То есть, рецепта спасения людей не выработаешь?

А. ЕРМОЛИН: Я соглашусь с Альбертом, что и там, и там террористы добились своих задач. Потому что, на самом деле, главная задача любой террористической атаки — не просто заложников, террористической атаки – это не выторговать себе какие-то уступки со стороны власти, а создать атмосферу страха, террора. Это им удалось и в Беслане и в «Норд-осте».

А. ЕРМОЛИН: Но берусь утверждать, что в Буденовке это им не совсем удалось. Я был в Буденновске, был заложником у Басаева, и мы тогда, группа депутатов, приехали, связались – нам врачи дали телефон, связались с Басаевым, предложили себя добровольно в заложники — там был Сергей Ковалев, Михаил Молоствов, Юлий Рыбаков, другие депутаты, и в итоге эта позиция победила. Если бы этот процесс начался раньше, то не было бы расстрелянных милиционеров – когда мы приехали, они уже погибли, и жертв было бы гораздо меньше.

С. БУНТМАН: То есть, вы говорите, что жертв было бы меньше, если бы велись переговоры?

А. ЕРМОЛИН: Если бы раньше начались переговоры.

С. БУНТМАН: Это ответ Алексея: «При воспоминании о Буденновске любой человек, силовик, начинает скрипеть зубами от негодования и бессилия, а ведь там погибли десятки наших людей».

А. ЕРМОЛИН: Правильно. Когда мы стали вести переговоры, вот эти расстрелы Басаевым в подвале больницы прекратились.

А. ЕРМОЛИН: Я объясню, почему силовики начинают скрипеть зубами — кстати, не в связи с тем, что велись переговоры. Я уверен, что переговоры нужны — по разным причинам, мы еще об этом поговорим. Силовики скрипят зубами, потому что после того, как началась боевая часть операции — собственно, политики уже приняли решение и сказали вперед – после этого они себе позволили вмешаться в боевую часть операции. Вот такого нигде в мире не происходит, Гед отработаны нормальные алгоритмы проведения контртеррористической операции. Я объясню, как это делается — это очень важно, я как депутат пытался отстаивать эту позицию в новом законе, к сожалению, не получилось. За результативность проведенной контртеррористической операции в демократических странах обычно отвечает политический лидер. Но здесь есть очень интересная технология взаимодействия политического лидера с боевыми подразделениями, со спецназом. Даже на тактических картах очень часто рисуется так называемый рубеж разграничения полномочий. Политик может вести переговоры, или от его имени переговорщики могут контактировать, и он имеет право сказать «вперед», или не сказать. Но чтобы не было того, что произошло в Буденновске – если политик сказал «вперед», он политическое решение принял. Дальше за успех боевой части операции отвечает руководитель спецназа. И, кстати говоря, то, что по новому закону всю ответственность мы переложили сейчас на людей в погонах, то есть, на ФСБ, мы очень ослабили переговорщицкие позиции вообще любых переговорщиков. Потому что раньше он был неким модератором, и, договариваясь с террористами, мог занимать позицию, балансируя между гражданским решением проблемы и военным решением проблемы. Сейчас он оказывается заложником, и террористы прекрасно понимают, что бы он ни пел, скорее всего, будет принято силовое решение.

С. БУНТМАН: И это свидетельствует о том – для террористов и захватчиков — что это все отвлекающий только маневр, то есть, это впрямую слишком сделано — все переговоры?

А. ЕРМОЛИН: Я не думаю, что это сделано впрямую, но я действительно с коллегой соглашусь, что, по крайней мере, общая логика того, что сейчас происходит у нас — по действующему законодательству — все направлено на то, чтобы уничтожить террористов. Между тем, главная задача переговорщиков — во всех уставах, инструкциях, которые мне лично знакомы – главная установка переговорщика – попытаться создать условия для того, чтобы ситуация с захватом была решена мирным путем. Кстати, о статистике. В 1997 г. было широкомасштабное исследование по основным мегаполисам в США, был проведен анализ — 80% ситуаций в случае захвата заложников, предотвращали переговорщики мирным путем.



 
< Пред.   След. >