«ОН ЛЕГ И УЖЕ ПРОЩАЛСЯ С ЖИЗНЬЮ»

Помощник режиссера сцены Марат (фамилию просил не называть) — один из тех счастливчиков, что выбрался из здания «Норд-Оста» до штурма. Интервью с ним корреспондент Газеты Ольга Гердт записала, когда большая часть коллег Марата еще оставалась в зале и в различных служебных помещениях театра. Это интервью мы публикуем сегодня как одно из первых свидетельств очевидца и участника трагедии.

Где вы находились в момент захвата?

На своем рабочем месте, я выпускающий помощник режиссера. И в моей компетенции контроль за ситуацией на сцене и за сценой — во избежание возможных накладок. Я находился за сценой.

Как вы поняли, что происходит что-то не то?

Вы наверняка помните, с чего начинается второй акт? Степуют летчики, потом к ним спускается главный герой, которого в этот вечер играл Андрей Богданов. Они обмениваются несколькими репликами шутливого характера. И вот перед тем как появиться Чкалову, я вижу, что на сцену запрыгивает из зала человек в камуфляже, в жилете, в маске до плеч, черных ботинках шнурованных и с автоматом Калашникова. Первая моя реакция — это дурная шутка. Наши правоохранительные органы? ОМОН? Но почему, откуда — непонятно. Когда человек дал очередь из автомата вверх, начал автоматом выкидывать актеров в зал (там девять человек с главным героем, которые в этой сцене участвуют) — в этот момент, пока я толком еще ничего не сообразил, наши монтировщики начинают оттеснять меня к комнате, где располагается монтировочный цех. Это за сценическим пространством. Мы зашли туда, нас было шесть человек — начальник костюмерного цеха, начальник монтировочного цеха, я и трое монтировщиков сцены. Закрылись изнутри, погасили свет и затаились.

Террористы проверяли комнаты за кулисами?

Они прошли очень быстро, порой даже могло показаться — хаотично, что говорит о том, что они не знали четкого плана здания, поэтому многие актеры и спаслись из гримерок, спустившись из окон по костюмам. Они стучались в дверь — мы не отвечали, потом периодически как у нас, так и в реквизиторской напротив раздавались звонки. Полтора часа мы сидели, слушали все, что происходит в зале, потом они каким-то образом, видимо, нашли источник трансляции и отключили его. Мы были в полной тишине, потом позвонил технический директор Андрей Елович, спросил, где мы находимся. Мы сказали. И буквально через полчаса пришли люди в форме и с оружием, Андрей подошел. Эмчээсовцы гидравлическими ножницами срезали решетку с окна и нас выпустили.

Какой это этаж?

Первый.

Ваша жена, Анжелика, в этот вечер была дома?

Она пришла в этот вечер ко мне в «Норд-Ост», и чуть ли не до скандала дошло — она хотела остаться и посмотреть спектакль.

И вы ее отправили домой?

Чуть ли не со скандалом я ее отправил домой!

Что было потом, когда вы выбрались?

Нас посадили в микроавтобус милицейский, который стоял на улице Мельникова, отвезли чуть дальше от места событий. К нам в автобус приходили разные чины — дежурный МВД по городу, два майора ФСБ, майор РУБОПа, они нас опрашивали. Потом через Волгоградку, через Пролетарку нас отвезли на первую Дубровскую, к нам подходили еще какие-то представители правоохранительных органов. Потом уже я смог позвонить Лике. Я был в шоке. Когда мы были в комнате, в принципе все спокойно сидели. Какой-то момент шока, перехлестывающих эмоций наступил почему-то, когда все начали дозваниваться родным. Там я не нервничал — вычислял время: во столько заканчивается спектакль, столько мне ехать до дома, на столько я могу задержаться — у нас же шла подготовка к концерту, очень много времени занимала и сил. Поэтому, кстати, так много наших людей и детей осталось в заложниках.

Где дети находились?

На втором этаже, где буфет, театральная гостиная. На третьем тоже, где есть кулуары,— вот там они репетировали. Галя Делятицкая, ассистент хореографа. Она работала с детьми. Георгий Леонардович Васильев тоже был в театре. Репетиции шли с часу дня. В этот день была моя очередь их вести.

Дети остались в театре из-за репетиций?

У нас во втором акте работает только один ребенок, все остальные дети работают в первом акте. Так вот в тот день был Филипп Авдеев, он как-то успел убежать. Остальные либо ушли, либо пошли на репетиции. И там их захватили. Там была и дочь Марка Розовского, Саша.

Пока вы сидели за кулисами, что вы слышали по трансляции из зала?

Они согнали народ в зал криками, очень много палили в воздух. Судя по звуку, первые выстрелы были холостые. Потом пошли боевые. Я служил в армии — звук холостого выстрела от боевого отличаю. Опять же первая очередь, которую я видел, была вверх, в потолок, а у нас там аппаратура навесная — звуковая, световая, подвесной потолок. Наверняка были бы какие-то крошки, звук попадания пуль. Ничего этого не было. Я так понимаю, у них верхняя часть рожка была укомплектована холостыми патронами для психологического давления на заложников. Они согнали людей и начали говорить: «Мы приехали из Грозного, нам терять уже больше нечего, мы достигли своей цели, мы здесь. Мы сделали в Грозном бомбы — по всей вероятности, он показывал их заложникам в зале,— видите три кнопки, мы заминировали входы-выходы, я нажму — все здесь взлетит на воздух».

В зале было тихо?

В этот момент да. Они добивались этого. Там был такой ярко выраженный лидер, он начал речь выстрелами, перед этим было много разговоров по-вайнахски — если вы слышали когда-то, то понимаете, что этот акцент даже сымитировать невозможно. Спросил, есть ли грузины, азербайджанцы, иностранцы. Потом в зале возник какой-то шум, гвалт. Люди, видимо, стали проявлять реакцию на его слова. Потом я услышал фразу: «Докумэнты, докумэнты». Я так понимаю, они определяли по документам, кто является гражданином той или иной республики. Потом опять очень много выстрелов, реплики по-вайнахски, они пытались успокоить зал — устрашить его. Потом они стали зал делить: женщины налево, мужчины направо. Разделили зал, опять же стреляя и запугивая народ. Кто-то попросил воды.

Мужчина или женщина?

Женщина. Ей дали воды — видимо, нашли, у нас за кулисами заведен такой порядок: стоит питьевая вода в канистрах для того, чтобы актеры в переходах могли просушить горло, восполнить водный баланс. И так ехидно ей сказали: «Много не пей, на месяц и то не хватит». Потом опять шум, гомон, разговоры, из которых невозможно было вычленить фразы. Единственное, что я конкретно слышал,— это три имени боевиков: Рашид или Рашад, Идрис и Султан. Потом какая-то из женщин попыталась вступить с ними в контакт. Сказала: что вы делаете, ребята, тут женщины, дети. У вас же тоже есть матери, жены. На что один из боевиков, не тот, не лидер, который хорошо говорил по-русски и в принципе старался держать себя неким таким героем корректным — речь достаточно взвешенная, не лишенная логики, тембрально даже успокаивающе действующая на зал,— так вот, этот другой боевик ей сказал: «В Чечне наших девушек ваши русские солдаты натягивают». После чего он, я так понял, применил физическую силу к ней. Они стали кричать «Аллах, акбар», предваряя выкрики какими-то фразами на своем языке. Как будто тем самым вводили себя в какой-то религиозный экстаз. Когда они отделяли мужчин от женщин, говорили: «Садись сюда, на второй ряд, билетов не надо, здесь места хорошие — бесплатно садись».

То есть когда люди рассказывают, что боевики корректно себя вели, это не совсем так?

Все, кроме вот этого лидера, общались с людьми с издевкой, упиваясь тем, что никто ничего не может сделать против них. Лидер, видимо, очень умело вуалировал это все. Еще они все время кричали про бомбы и запугивали. Это все мы слышали, пока они не нашли источник трансляции. Выглядели они как хорошо подготовленные боевики: форма идеальная, камуфляж одного цвета, одной ткани, маска до самых плеч. Все как положено. Но они точно не знали здания — по крайней мере служебные помещения.

Охрана у вас была?

Ну что за охрана! Обычная театральная охрана. Среди них есть, конечно, даже и крепкие ребята — «даже и крепкие», есть и пожилые люди. Но они не вооружены.

После освобождения вы общались с кем-то, кто остался в театре?

В первый день, когда меня возили по всем трем штабам, я поздно вернулся домой, и первый звонок, который на автоответчике был,— от моего коллеги, друга Толи Глазычева. Он из зала звонил. От его жены я узнал, что он в зале сидит рядом с Георгием Леонардовичем Васильевым. Они держатся нормально. Как Толя мне прозвонился, я не знаю, но голос был достаточно бодрый.

Вы уже знаете, как спасались ваши коллеги?

Когда меня расспрашивала ФСБ — что и как произошло, я видел тех людей, которым удалось уйти. Я видел одного из монтировщиков, который руководит у нас поднятием дорог — сидит за компьютером. Он выбежал за кулисы, на него женщина-чеченка направила пистолет, сбила с ног, заставила лечь. Он лег и уже прощался с жизнью. И тут ей кто-то что-то прокричал по-вайнахски. Она убежала, и ему удалось уйти из здания. Один из монтировщиков, Кирилл, успел забраться на галереи и, как мне сказал его друг, монтировщик Дима, вышел из здания через колосники. Мне сегодня сказали, что в комнате реквизиторского цеха находится реквизитор Лариса — комната глухая, нет ни окон, ни дверей, она совершенно отрешена от всего пространства. Не знаю, как она оттуда выйдет…

P. S. Вечером, когда после штурма заложников уже развезли по больницам, мы еще раз говорили с Маратом. Он сказал, что, по его сведениям, все оказавшиеся в заложниках девять актеров и Георгий Васильев, автор мюзикла, живы и здоровы. Нормально себя чувствует и ассистент хореографа Галина Делятицкая, ставшая заложницей вместе с детьми. Определенно повезло и тем, кто ушел из здания до штурма,— в том числе и тем шестерым, что были объявлены выпущенными террористами утром 25 октября. Их никто не отпускал — террористы о них, похоже, и не знали. Выйти из здания этим людям (среди них находился ассистент режиссера Олег Кленин), спрятавшимся за железной дверью в кассовом зале, где находились комнаты администрации, разрешил штаб, с которым они поддерживали связь. Еще пять человек, по сведениям Марата, освободились днем 25-го. Это работники сцены, двое суток просидевшие на третьем этаже: два электрика и три человека из звукового цеха. На чердак они выбирались по лестницам и через вентиляционные люки. Реквизитор Лариса, о которой Марат беспокоился в первый день после захвата, вынуждена была сдаться террористам: она вышла из своей глухой комнаты и присоединилась к заложникам в зале. Что с ней сейчас, он пока не знает.

День перед штурмом Марат провел с коллегами по «Норд-Осту»: им звонили оставшиеся в зале Анатолий Глазычев и Георгий Васильев, просили выйти на митинг: в тот момент все они считали, что надо идти на любые уступки, чтобы спасти жизни более семисот заложников. Марат предполагает, что звонили заложники по инициативе штаба, а вовсе не террористов.