«ТЕРРОРИСТКИ НЕ УМЕЛИ СТРЕЛЯТЬ»

Московский комсомолец

«Террористки не умели стрелять»,— говорит заложница Анна Андрианова, которая никак не может попасть домой

Мы искали их двумя редакциями все последние дни…

Две сотрудницы газеты «Московская правда» — шеф рекламной службы Анна Андрианова и юрист Жанна Толстова — стали одними из тех, кто пережил те самые 57 часов ада. Связь с ними оборвалась после штурма, и мы день и ночь обзванивали все больницы в надежде найти наших коллег. Первой отозвалась Аня, но в больницу к ней не пускали. На следующий день после выписки она сама приехала в свою родную редакцию, где отработала уже 10 лет.

Времени на разговоры у Ани не было — надо было срочно ехать в прокуратуру забирать свои вещи, которые после трагических событий взяли на экспертизу следственные органы. Аня даже домой попасть не смогла, первую ночь после больницы провела у мамы. Ключи, документы, деньги — все осталось там. Наш разговор состоялся в машине во время следования по маршруту: редакция — оперативно-следственный штаб на 1-й Дубровской — 13-я горбольница.

- Аня, держишься молодцом. Уже успела отойти от пережитого?

- Ну а что? Надо продолжать жить и радоваться жизни.

- Если позволишь, начнем с самого начала. Как вели себя боевики в первые часы захвата?

- Они только объявили об условиях нашего освобождения и в принципе больше с нами в контакт не вступали. Общались в основном между собой: выясняли какие-то стратегические задачи. Женщин своих ставили определенным порядком, ходили туда-сюда. Потом часть разбрелась по всему зданию. В ДК в то время в соседнем помещении занимались танцоры. Вот они их и искали — то и дело прибегали с кучкой каких-то ребят, ставили их с нами. Нам говорили только, чтобы никакой паники, иначе будут стрелять.

- Боевики сразу заминировали зал?

- Нет. Только у женщин на поясах висела взрывчатка. Минировать зал они начали позже. Я надолго запомню этот звук разматывающейся изоленты. Все происходило на наших глазах. Минировали по всему периметру зала. Два обмотанных взрывчаткой стула поставили на сцену. Сзади, где окошко звукорежиссера, тоже. По бокам. Везде.

- Каким образом заложников поделили на группы?

- Я слышала об этом. Но там, где находилась я, в партере, никого не делили. А на балконе — девушка рассказала, с которой вместе в больнице лежали,— они вроде бы отделяли мужчин от женщин.

- Какие еще указания были от террористов?

- Да никаких указаний нам не давали. Когда людей сковывает ужас, когда никто ничего не понимает… Провоцировать их криками или еще чем-то? Нет. Всем было страшно, поэтому вели себя тихо. А как с нами общались? В туалет хочется — поднимешь руку. Тебе кивают. Так и общались: «Можно?» — «Можно». Тут встань, там сядь. В первое время, когда у людей случился шок и некоторым стало плохо, они спросили: есть ли в зале врач? Так что общались нормально. У меня сложилось такое ощущение, что намерения грубо с нами обращаться — бить, толкать, наносить физические увечья — у них не было.

- Чем вы питались все это время?

- Сладостями всякими: шоколадками, соками, фанта-пепси — все, что оставалось в буфете. Что там еще было? А все мечтали о простой воде. Сами чеченцы время от времени ставили около нас ящики с напитками, кидали в зал врассыпную всякие конфеты.

- Одежду у вас не отбирали?

- Мы же пришли на спектакль, вся верхняя одежда висела в гардеробе. Нет, террористы нас не раздевали. Наоборот, когда люди стали замерзать, они сами принесли нам наши вещи, раздали всем. Сами же все время оставались в своих камуфляжах, в гражданку не переодевались.

- Поступила информация, что террористами были расстреляны двое человек: мужчина и женщина. Ты видела, как это произошло?

- Я не видела момента расстрела. Но помню, в первую ночь в зал вбежала девушка какая-то светленькая и как начала ругать чеченцев. Те сидели в верхних рядах, силой посадили ее рядом с собой. Она продолжала вести себя агрессивно. Затем они на весь зал громко объявили: эта девушка заслана спецслужбами, и ее надо расстрелять. Ее вывели за дверь, раздалось несколько выстрелов.

Еще был эпизод, когда в сопровождении террористов появился какой-то мужчина с окровавленной головой. Вот с ним, конечно, они очень грубо обращались. Стали орать на него: «Откуда ты?» Тот отвечал, что у него в зале сын. Чеченцы прокричали его фамилию в зал — никто не отозвался. И его тоже расстреляли.

А еще, помню, у одного мужчины не выдержали нервы, и он побежал по стульям на женщин-террористок. Те начали стрелять. Но то ли он успел присесть под кресла, то ли они плохо стреляли, но в этого мужчину попасть не смогли, зато случайно ранили двух других заложников.

- Из тех, кто приходил в ДК, кто-нибудь предупреждал о готовящемся штурме и газовой атаке?

- Теперь-то я вспоминаю, что за какое-то время до штурма врачи раздавали всем какие-то женские прокладки. Говорили в общем-то банальные правила поведения по гражданской обороне. Кто-то, когда пустили газ, намочил эти прокладки и сделал из них респиратор. Насколько я знаю, они находились в сознании дольше, чем я. Но прямо никто о штурме нас не предупреждал.

- А как чеченцы отреагировали на газовую атаку?

- По-моему, они побежали к выходу. Но не на улицу, а в соседнее помещение.

- Что было дальше?

- Я почувствовала едкий привкус, мне подурнело, и я почти сразу потеряла сознание. Думаю, очнулась я уже на первом этаже приемного отделения. Нам сразу стали давать очень много пить — надо было срочно промыть желудок. Людей выворачивало наизнанку. Безобразнейшие, конечно, рвотные рефлексы, но что поделать. Еще заставляли ходить в туалет, а никто не мог. Врачи забеспокоились, что не в порядке почки. Но обошлось. Очень хотелось спать, но доктора не разрешали. Боялись, что не проснемся…

…В это время редакционная «Волга» подъехала к зданию временного штаба, где, как надеялась Аня, и должны были решить ее проблемы, чтобы она после страшных переживаний хотя бы домой могла попасть. Но не тут-то было. Сначала нужно было полтора часа ждать, пока найдутся бумаги с признанием Ани потерпевшей. Затем писать заявление, чтобы выдали ее вещи, составлять опись. Если все окажется верным, вещи, конечно, отдадут. Но… только после ноябрьских праздников. Не раньше.

Дальше путь лежал в 13-ю горбольницу, где Аня передала медсестрам здоровенный букет белых роз и коробку с фруктами. Возвращаясь к машине, Аня на минутку остановилась посмотреть на свою обувь. «Вот черт. Ведь совсем новые сапоги. Я в них там была. Вот посмотри, во что превратились». Женщина — она всегда женщина. И после этих слов стало понятно, что она вернулась. Навсегда.