«Комсомольская правда»

Белорусские заложники «Норд-Ост»:"Нам не говорят, чем нас отравили, и мы не знаем, что нас ждет…"

Ольга Золина и Татьяна Ткачук, пережившие теракт на спектакле «Норд-Ост», теперь не пропускают передач о Чечне

Когда они сидели в зале среди заложников, то казалось, что, как только их освободят, прежняя жизнь вернется автоматически. Но все раз и навсегда изменилось. Мы пьем чай, и две милые интеллигентные женщины, не повышая голоса и не впадая в истерику, говорят о том, чего знать нормальному человеку не хочется.

- Я решила, что справилась со страхом, столько времени прошло. Но… Пошли с мужем в театр на балет, а там красные кресла, как на Дубровке. Я уже не могла смотреть на сцену, я смотрела по сторонам, где тогда стояли шахидки. Муж в антракте хотел выйти, а я как вцепилась в него… — Татьяна Ткачук смущенно улыбается.

Первое, что услышала Татьяна, очнувшись в больнице: «Дыши, дыши!». На шее были синяки, рядом трубка, видимо, делали искусственное дыхание.

- Посмотрела на себя, колготки порваны, и потому первое, что сказала: «Ой, колготки порваны!» и мысль, что юбка короткая, стыдно. Я так боялась замкнутого пространства, что для меня главное было хоть на минуту выйти на улицу, никто никаких анализов у меня не брал. Мне хотелось быстрее домой.

- А там постоянно было страшно?

- Иногда накатывало, иногда отпускало, самое страшное было подняться с кресла и обратиться к террористам, даже чтобы поднять с пола сумку,— говорит Ольга Золина.— Но многим требовалась помощь, а врачей было несколько на весь огромный зал. И когда женщину рядом стало рвать от высокого давления, они поднялись и стали работать, уже не думая о последствиях.. На счастье, с собой были лекарства. Все остальное время, когда не оказывали помощь, они сидели под креслами — так было легче, на полу они и спали. Самым большим испытанием было думать, что дети останутся сиротами. С появлением в зале доктора Рошаля воспряли духом, но ненадолго. Чеченцы сказали, что не выпустят его обратно, и посадили отдельно. Тогда подумалось, что точно погибнем.

На их ряду через несколько мест террористы поставили на кресло бомбу, которую много раз потом показывали по телевизору. Соседство, от которого время от времени леденела спина. После освобождения хронику смотрели несколько раз, и ощущение такое, что смотрят кино и все это было не с ними.

«ТЕПЕРЬ МЫ ИХ ПРОСТИЛИ»

От столь неожиданного заявления я несколько растерялась. И тут же вспомнила о пресловутом стокгольмском синдроме, когда жертвы проникаются идеологией террористов и в какой-то степени оправдывают их. «Понимаете, это зомбированные дети, которые выросли на войне. У меня один из них спросил: „У вас есть дети?“ — „Да, сын“. – „Вот и я хочу вернуться домой и иметь семью“.

- Вас били, оскорбляли?

- Нет. Возле нас сидела шахидка, ей было лет 16, не больше. Если ей приносили воду или шоколад, то она брала себе чуть-чуть, а остальное отдавала по рядам В какой-то момент прогремел взрыв, и мы вздрогнули. Она посмотрела на нас и сказала: „Страшно? А мы в таком аду живем все время“. Их потом часто показывали убитыми, и мне было жаль их. Некоторые из них не то чтобы извинялись, но пытались нам объяснить, что у них нет другого выхода. Нам от этого, конечно, было не легче. Более неприступными были шахидки-вдовы, которые не забывали напоминать, что мы неверные и скоро погибнем.

- Самое трагичное и подлое в том, что заложниками и террористами стали не те, кто эту войну развязал и кому она выгодна. Есть же те, кто на этом наживается — и в России и в Чечне. Я теперь не пропускаю передач о Чечне, там действительно ад, которому не видно конца. Они выполняли долг перед своим народом так, как они это понимали,— говорит Ольга. -Только никому от этого не легче. И сколько это будет еще продолжаться, никому неизвестно. И не могу понять, почему их убили, а не допросили. Неужели никому не интересно, как они в Москву попали и кто ими руководил.

НАС ЛЕЧИЛИ МЕТОДОМ ТЫКА

Они очень боялись штурма, но его начала не слышали. Ольга очнулась в реанимации токсикологического отделения, что и спасло ей жизнь. Если бы попала просто в терапевтическое отделение, вряд ли осталась бы в живых.

- Врачи там опытные, но и для них наше состояние было загадкой. Заявление, что нас усыпили фентанилом, просто смешно для профессионалов — несомненно, что это боевое отравляющее вещество. Многие врачи подозревают, что это новая модификация зарина, больше ничем такое количество народа оглушить нельзя. Врачи подбирали препараты, исходя из собственного опыта и моих симптомов. Допустим, это политическая тайна -какой газ применили,— говорит Ольга.— Но что делать потом, какое противоядие вводить, должны сказать хотя бы сейчас. Раз мы попали в группу подопытных кроликов, то должно быть какое-то наблюдение за нами и лечение. Мы плохо себя чувствуем, нам сложно дежурить, сложно оперировать. Не знали, что делать с нами в больнице, не знают, что делать здесь. У меня все-таки скоррегированное лечение, поэтому, когда мне помог препарат реамберин, я его дала Тане. Вот так мы и лечимся, потому что не знаем, от чего лечиться. Таня хочет завести второго ребенка, у меня второй брак, я бы тоже хотела родить еще одного. Но мы не знаем, можем ли мы. Забеременеешь и благополучно отправишься на тот свет.

- Когда после выписки я приехала навестить Ольгу Владимировну, то заведующий отделением, посмотрев на меня, сказал, что мне нужно лечиться,— добавляет Татьяна.— Но это чистая случайность, что он меня увидел.

- И еще один вопрос, который меня мучает,— говорит Ольга,— почему нам не оказывали помощь военные медики? Сортировочный госпиталь в полевых условиях развертывается в течение десяти минут, а планы эвакуаций при массовых поражениях разработаны еще со времен великого Пирогова. Военные врачи проходят специальную подготовку и должны знать, как работать с такими отравлениями. Меня просто убило общение, что еще 40 человек умерло.

НИКОМУ ДО НАС НЕТ ДЕЛА

Поводов для серьезных раздумий у Татьяны и Ольги предостаточно. Если до теракта каждая тянула полную нагрузку, то сейчас это не под силу. Слишком быстро устают.

- Раньше приносила еще один оклад, теперь это невозможно,— добавляет Ольга.— Вы знаете, акушер-гинекологи привыкли к стрессам и нагрузкам, но нам очень тяжело.

Боязнь, что не смогут работать в полную силу и станут ненужными, висит над ними дамокловым мечом. И что тогда, на что жить? Им выплатили компенсацию, небольшие суммы дал профсоюз, Ольге помог облисполком. Но хорошие лекарства очень дорогие, и в год нужно потратить минимум тысячу долларов. Вместе с четой Савицких написали заявление с просьбой продать им путевки в санаторий со скидкой. Из Министерства труда и социальной защиты за подписью министра им пришел ответ, что ни на какие скидки и льготы прав они не имеют.

- Ольга, средства массовой информации России сообщали, что жертвы теракта и родственники погибших собираются подавать в международной суд в Страсбурге? Как вы к этому относитесь?

- Теперь не знаю. Раньше была настроена более лояльно, сейчас много думаю об этом,— говорит Ольга.

А Татьяна не собирается ни с кем судиться, считает, что бесполезно. Они очень рады, что остались жить, и благодарны за это судьбе. Скоро в Минск привезут спектакль „Норд-Ост“. Они очень хотят пойти туда. И окончательно расстаться с ужасом, который пережили на Дубровке.