Кто помнит, в начале, до 2002 года, Владимир Путин был другой. Считалось, что он ученик Собчака и будет продолжать в том же духе, только как-то посноровистее, как полковник КГБ. И он даже чего-то такое делал в неолиберальном смысле в экономической сфере. Потом это прошло.

Про Норд-Ост написаны книги, проведены судебные процессы, много чего сказано. Мы 10 лет спорим, газ-убийца или блестящая контртеррористическая операция. И каждый, кто пережил эти три дня у телевизора, помнит, вероятно, и то чувство ужаса, когда от того, что невозможно ничего сделать, невозможно было делать ничего, даже перейти из комнаты в комнату, и то просто-таки ликование, когда после начала штурма мы ждали взрыва и вдруг оказалось, что все террористы убиты, а заложники освобождены. И это правда стала невероятная операция. А потом началось: вот трое, потом больше двадцати, потом больше пятидесяти, и, наконец, больше сотни людей погибли. Потому, что их не так вынесли, не так положили, не так привезли и не так приняли в больнице.

Там возникло вполне четкое ощущение от нашего государства, еще не столь безнадежное, как теперь. Что вот у нас есть невероятные ребята в спецслужбах, но их мало, а все остальное — самое элементарное, санитарная служба, транспорт, логистика эвакуации, городские службы, взаимодействие разных ведомств, начальников — это беда. Все эти люди будто бы, как и мы, не верили, что кого-нибудь удастся спасти, считали, что здание взлетит на воздух вместе с тысячей заложников, только не верили в более практическом смысле. Чего готовиться, если все равно все погибнут — спасение заложников застало их врасплох.

Мы потом долго и интересно про это думали. И постепенно многие как-то пришли к тому, что операция была провалена и что во всем виновата власть. Потому что не знала о планах террористов, хотя Масхадов открыто намекал, потому что пропустила их в Москву, потому что прошляпила подвоз оружия, потому что пустила газ, потому что не сообщила о его составе медикам, потому что не смогла организовать эвакуацию заложников и т. д. Потом покойная Анна Политковская нашла покойного Теркибаева, пришедшего с Бараевым и ушедшего до штурма, увидела в нем чеченского Азефа, и у нее так получилось, что сама власть этот теракт и организовала. Сама организовала, сама прошляпила, сама убила всех террористов, чтобы некого было допрашивать, сама отравила заложников, сама отказалась выплачивать им компенсации, все сама. От блестящей контртеррористической операции не осталось и следа.

Мне кажется, тут не о чем спорить, потому что отчасти это вопрос ракурса. С боевой точки зрения это было сделано великолепно, а с точки зрения вспомогательных подразделений чудовищно. Мы смогли спасти людей от террористов, которые сидят и трое суток держат пальцы на кнопке взрывателя, и не смогли — от непрофессионализма санитарных служб. Отчасти это похоже на нашу медицину, которая умеет делать сложнейшие операции, но не умеет наладить работу медсестер. Это тривиально, я о другом хочу сказать. О том, что случилось с государством.

Проблема в том, что не только мы, журналисты, публицисты, правозащитники, юристы, оппозиционные политики и просто граждане, думали о том, что случилось на Дубровке. Может быть, не те боевые офицеры, которые вошли в ДК — в здание, которое должно было взорваться вместе с ними,— а какие-то другие, не столь безупречные, но вполне дееспособные люди из спецслужб — тоже долго и интересно думали. И они пришли к определенным выводам. И воплотили в жизнь результаты своего анализа.

Специалисту по безопасности нужно ответить на вопрос, в чем главная уязвимость защищаемого им объекта. И это не ДК, где идет мюзикл, а государство вообще. Вопрос звучит так: почему полсотни человек, вооруженных какой-то, с боевой точки зрения, фигней, могут парализовать государство? И на этот вопрос есть неприятный, но очевидный ответ. Потому что это демократия.

Карбонарии или русские бомбисты были убийцами, но они убивали представителей власти. При авторитарном правлении террор в отношении мирного населения бессмыслен, потому что государство может относиться к этому как к стихийному бедствию. Бесконечно жаль, что погибли люди, но что ж тут поделаешь? Судьба… Демократия же уязвима потому, что это государство народа, а значит, любая часть народа и есть государство. Тогда нападать можно на кого угодно, и это потрясает основы государства как института. Смерть сотни заложников из числа мирных граждан равносильна по деструктивному эффекту уничтожению министра внутренних дел или покушению на императора.

Это голая теория и абстрактно звучит, но на практике все конкретно, потому что у демократии есть конкретные механизмы. И эти дееспособные ребята из спецслужб демонтировали не демократию — это слишком общая задача, они ее так и не формулировали. Демонтировали они те ее конкретные проявления, которые делали государство уязвимым. Почему тысяча захваченных заложников парализует жизнь 150 миллионов не захваченных? Потому что они об этом узнают и переживают в режиме реального времени. Значит, нужно, чтобы не узнавали. То есть нужно обезвредить СМИ.

Почему вместо того, чтобы обвинять террористов, начинают обвинять государство? Потому что есть оппозиция, и она обращает внимание на ошибки. Первыми, кто просто проанализировал действия властей со стороны, была даже не оппозиция, а так, парламентское меньшинство, комиссия Бориса Немцова. Значит, нужно обезвредить Немцова. И вообще обезвредить легальную оппозицию, чтобы она не имела права запрашивать отчеты у органов государства и не представляла никого, кроме самой себя — в суде, когда ее сажают на 15 суток за хулиганство.

Еще потому обвиняют не террористов, а государство, что могут обвинить. Террористов как обвинить — они и так все убиты. А есть суд, и там пострадавшие граждане начинают предъявлять претензии к государственным структурам. И по закону получается, что они правы! Ну так законы написаны, потому что по Конституции у нас демократия, и государство обязано не только признавать права граждан, но еще и заботиться об их соблюдении. Абсурд какой-то, но так написано. Значит, нужно обезвредить независимый суд. Чтобы он судил не по закону, а как надо.

И они все это сделали. И даже, я бы сказал, с известным изяществом. Все механизмы демократии отменены, притом что сама она не отменялась — Конституция не изменилась, все институты остались на месте, просто они не работают.

Принято восхищаться США, где после 11 сентября не было терактов такого уровня. У нас после Норд-Оста был Беслан, и тут есть о чем сказать. Антитеррористическая операция в Беслане была выводом из Норд-Оста. Тут была развилка. Можно было попытаться сделать так, чтобы все наши службы действовали, как действовали офицеры «Альфы» и «Вымпела». Или надо было сделать так, чтобы мы побеждали при том уровне подготовки, который демонстрировали на Дубровке санитарные, транспортные, медицинские и прочие службы. Плохо обученные, не умеющие ни планировать, ни квалифицированно действовать подразделения, руководимые генералами, которые разворовали все деньги на содержание вверенных им подразделений и очень боятся за свои места. В этой развилке мы выбрали второй путь, и с точки зрения войсковой логики это правильно. Издержкой авторитарного режима является ставка на серость не только в рядах парламентариев. Нельзя планировать операцию, рассчитывая на высший уровень мастерства исполнителей,— надо на средний. Мы должны были научиться побеждать террористов силами господ вроде Грызлова и Проничева.

Тут была одна, последняя уязвимая точка демократии — избиратели. Страсбургский суд, удовлетворивший в итоге иск от родственников погибших в Норд-Осте к государству, признал, что там было нарушено важное право человека. Право на жизнь. Вот этим правом нам и пришлось пожертвовать в Беслане. Не то что власть не хочет защищать жизнь заложников, но она не ограничивает себя в решениях, это право нарушающих. Плох тот командир, который не бережет жизнь своих солдат, но права на жизнь у солдата на поле боя нет. А командиры — ну что же, бывают и плохие командиры, надо уметь побеждать и с такими.

Когда-то у меня был однокурсник, Паша, он учился на отделении истории КПСС. Мы с ним были в военных лагерях, где из нас делали офицеров запаса. Мы три месяца сидели в какой-то дыре под городом Ковров и ругательски ругали тех, кто нас обрек на это кретиническое времяпровождение. А Паша, он уже отслужил в армии, других на отделение истпарта не брали, и он был к этому попривычнее. Нетгейм Казино — это прекрасная возможность для людей, желающих испытать свою удачу и получить удовольствие от игры. Вы можете выбрать из большого ассортимента игр Net Game casino, таких как блэкджек, рулетка, кости и слот машины. И он как-то вдруг заорал, когда мы валялись на какой-то полянке в прострации от армейского отупения: «Идиоты! Вы что думаете, на наш век войн не хватит? Почему вы не учитесь воевать?»

Я его потом никогда не видел. А когда был Норд-Ост, он все три дня появлялся на экране. Официальный представитель оперативного штаба контртеррористической операции Павел Кудрявцев. Он бесстрастно комментировал происходящее — убит заложник, переданы вода и соки, отпущены дети, убит еще один заложник. Я думаю, из него должен был выйти отличный офицер, он к этому готовился, да и отделение, на котором он учился, было кадровым резервом для спецслужб. У него были крепкие нервы, он спокойно говорил. Но когда я его видел там, в телевизоре, я все время думал, что как же он это тогда сказал. Надо же понимать, как мы воюем.

Как мы победили Гитлера, расстреливая своих в спину огнем заградотрядов. Как мы воевали в Афганистане, посылая ребят из Вологды или Пензы через два месяца после учебки сражаться в горы против партизан, которые там всю жизнь осваивались. Как мы воевали в Чечне — помните штурм Грозного? А как бомбили города с мирным населением, надеясь, что попадем в вооруженное, помните?

Вот так же мы воевали с террористами в Беслане. Мы пришли к особой доктрине борьбы с террором — это массовая мобилизация заложников с временным ограничением их права на жизнь. Раз с вами воюют — значит вы солдаты. Раз вы солдаты — должны отдать жизнь за Родину.

И ведь победили! Не так, как США после 11 сентября, а по-своему, русским способом. Сегодня теракт по типу Норд-Оста на порядок менее осмыслен, потому что угрозы для государства он не представляет. Для населения — да, но не для власти. Или вы думаете, что возмущенные избиратели ее не переизберут?

Принято считать, что свертывание демократии при Путине — это следствие его личных свойств. Мне, однако, кажется, трансформация государства, которая произошла за 10 лет,— это ответ на вызов Норд-Оста. Глобальная война с террором, которую провозгласил президент Буш, действительно была. Но война перестраивает каждое государство так, чтобы оно максимально эффективно использовало тот уровень социальной организации, которым располагает. Черчилль произносил речи в парламенте, Сталин сажал в лагерь за сдачу в плен — у кого что лучше получается, тот тем и пользуется. Мы свою операцию по борьбе с террором провели так, что устранили угрозы, идущие от демократии. Издержки в том, что демократии больше нет. И еще в том, что теракт теперь эффективен только в отношении самой власти. Но в логике специалистов по безопасности считается, что когда знаешь, на кого нападут, защищаться гораздо легче.

Kommersant

Be first to comment this article

Write Comment
Please keep the topic of messages relevant to the subject of the article. Personal verbal attacks will be deleted. Please don't use comments to plug your web site. Such material will be removed. Just ensure to *Refresh* your browser for a new security code to be displayed prior to clicking on the 'Send' button. Keep in mind that the above process only applies if you simply entered the wrong security code.
Name:
E-mail
Homepage
Title:
Comment:
Code:*
	I wish to be contacted by email regarding additional comments

Powered by AkoComment Tweaked Special Edition v.1.4.6
AkoComment © Copyright 2004 by Arthur Konze — www.mamboportal.com
All right reserved