Потерпевший Хомченко О. А.: «Когда пустили газ, я уснул, сидел я у выхода. Меня вывели из зала и посадили в автобус. Меня отвезли в больницу».
Потерпевшая Барановская Е. В.: «Когда пошел газ, мой сын, который учился на химика в МГУ, сразу же определил, что пустили газ. При этом присутствовал запах ароматических веществ. Я взяла бутылку воды и намочила ей носовые платки, которые дала сыну и мужу. Далее я потеряла сознание. В сознание пришла в 7-ой больнице. Я там пролежала двое суток. В больнице после беседы с психологами мои родственники сообщили мне о гибели мужа и сына». Какие диагнозы поставили Вашему мужу и Вашему сыну? – «Указали на сердечную недостаточность. Однако они были здоровыми людьми».
Потерпевшая Туник А. К.: «Как пустили газ не помню. Мы с невесткой намочили  платки и приложили их к лицу. Потом я потеряла сознание. Очнулась уже в военном госпитале. На следующий день меня выписали. Они написали, что у меня было отравление неизвестным газом. Моя невестка же получила пожизненную вторую группу инвалидности. После этого события она 21 день находилась в коме. Ей делали искусственную вентиляцию легких. У нее атрофировался мозжечок».
Потерпевший Курбатов В. В. находился все кризисные рядом с театральным центром, он в частности заявил: «26 октября утром, меня разбудила моя жена и сказала, что там, что-то взрывают, когда я вышел, взрывов уже не было, но, по всей видимости, это был штурм здания. Около 8 часов мимо нас проследовал автобус, в котором был один человек с откинутой назад головой. Нам сказали, что штурм прошел успешно, пострадавших нет, все живы и здоровы. Потом нам сказали, чтобы мы продолжали находиться в ПТУ, поскольку их всех развозят по больницам и как только люди будут от стресса приходить в нормальное состояние, они нам будут звонить по телефону. Потом Бочаров сказал расходиться по домам. Мы с супругой поехали по больницам, но дочь не нашли. Около 11 часов утра нам позвонили знакомые моей жены и сказали, что нашли нашу дочь, она находится в детской клинической больнице им. Святого Владимира в Сокольниках. Когда мы приехали в эту больницу, на входе мы встретили родителей девочки, которая находилась вместе с Кристиной. В приемном отделении, когда нас спросили, как выглядела наша дочь, мы ее описали, после чего нам сказали, что она в морге. В свидетельстве о смерти дочери было указано жертва терроризма, а в графе причина смерти стоял прочерк. Примерно в декабре я посещал следственное управление, где следователь предоставил мне документы для первичного ознакомления. В первую очередь я хотел увидеть экспертное заключение по производству вскрытия. В этом заключении было написано: причина смерти — отравление газом. Однако в марте 2003 года, когда нам разрешили знакомиться с заключениями судебно-медицинских экспертиз, я обнаружил, что там было написано все, кроме этих выводов. До случившихся событий дочь была здоровым ребенком».
Государственный обвинитель Д. Дядюра в суде: «В соответствии с законодательством РФ о противодействии терроризму данные о составе, концентрации и продолжительности воздействия примененной в ходе проведения контртеррористической операции спецрецептуры  не подлежат разглашению».
Заявители считают, что суд проигнорировал доводы потерпевшей стороны о том, что именно применение газа при проведении штурма явилось причиной гибели заложников и причинения тяжких последствий для здоровья выживших заложников и не дал им мотивированную оценку при принятии решения по делу. Тем самым, один из главных вопросов Заявителей – о причине смерти их родных в результате воздействия химического вещества остался открытым.
Не дано оценки доводам потерпевших о неоказании неотложной адекватной медицинской помощи  заложникам в ходе проведения спасательной операции.
Потерпевшая Федянцева Л. В.: «Я не могу сказать, что нам в полном объеме оказали медицинскую помощь после газовой атаки. Врачи готовились к рваным, огнестрельным ранам. О том, что будет газовая интоксикация, и люди не будут подавать признаков жизни в течение часа, как сказали врачи, они не думали. Про состояние после газовой атаки, могу сказать, что до этой трагедии, я не носила очки, после уже необходимо было носить очки».  
Потерпевший Пивоваров В. Г.: «Очнулся на площади перед Дворцом культуры. Далее меня на рейсовом автобусе увезли в 13-ую больницу, в которой я пролежал 6 дней…Автобус был наполовину заполнен. Я не видел в автобусе медицинских работников». 
Потерпевшая Михан К. В.: «… При штурме нас всех кидали на пол, у меня запал язык, я себе его чуть не откусила. Очнулась я в 13-ой больнице».
Потерпевшая Дивина Г. А.: «26 октября, когда сказали, что они ждут Казанцева, который должен был явиться в 10 часов, мы поняли, что все пока спокойно, террористы сказали, чтобы мы ничего не боялись, и мы уснули. Очнулась я уже в первой городской больнице, а мужа и сына, как оказалось потом, отвезли в Боткинскую больницу. Меня в больнице допрашивал следователь, я ему говорила, что мне нужно найти сына. У сына в джинсах был студенческий билет, как выяснилось, его нашли сразу. Когда я выписалась, пошла к мужу в больницу и мне сказали, что мой сын умер и находится в морге. После того, как я об этом узнала, я потеряла сознание и еще пролежала в этой больнице два месяца. У сына на теле я увидела огромный красный крест. У мужа после случившегося плохо с памятью. Мне повезло больше, поскольку мне была оказана хоть какая-то медицинская помощь, а моему мужу и сыну не оказывалась. Их всех в одном автобусе, в котором они сидели как попало отвезли в больницу. Пока их везли, их рвало. Врачи говорили, что у всех пострадавших печенки висели, как мешки. Когда пустили газ в зал, я не помню. В справке о смерти сына написано «жертва терроризма». В медицинском заключении было написано, что смерть наступила в результате бронхита. Какой бронхит, когда сыну был на тот момент 21 год и у него был черный пояс по айкидо. В 2004 году на почке мужа обнаружили онкологию крайней стадии, ну мы ее вылечили. На данный момент мы с мужем инвалиды второй группы. Самое страшное во всех этих событиях то, что мы потеряли сына».