“Knowing our laws and the work of our Prosecutor General, the connections between that office and the government, we cannot count on anything. ‘Nord-Ost’ is a forbidden theme and it is not advantageous for our prosecutors or the government to investigate this. We have received so much information that the prosecutor would have to work too hard to disprove the evidence against those in charge of the operation at Dubrovka. We, however, do not even rule out the personal responsibility of even the president,” declared Tatiana Karpova, coordinator for the ‘Nord-Ost’ public organization.

“At the very bottom was a 13-year-old girl…”

By Svetlana GUBAREVA for NEWSWE.COM

The hostage rescue operation could be divided into two parts. The first part covered the actions of the special forces. This part was considered to be a success, and the general consensus is that the actions of the special forces prevented the explosion of the building, and the use of the ‘special substance’ led to a quick knockout of the terrorists. The facts we have gathered from the criminal case and the media, however, attest to the preconceived nature of this assertion.

In her book, ‘Through the eyes of a former hostage’, T. Popova recounts the words of one of the hostages, who told about what went on at that moment in the auditorium: “We all saw white smoke coming from above, and noticed a smell. A woman terrorist was sitting next to me. She said, ‘this is a gas attack — go wet something and breath through this cloth, head for the exit and the ambulances will come for you soon’. My friend and I went to the exit and we told other hostages along the way, but no one came with us. They were afraid to walk past the bomb. We decided that if they were going to blow us up, then it didn’t matter where we were, and we got to the exit. I passed out right at the door.”

There are more than enough facts that attest to the negligence in organizing medical assistance. Many have viewed scenes from the video chronicle in which one can see the process of carrying people from the theater, piling them on the steps, and loading them into buses without providing enough medical workers or drugs.

Referring to this article, I sent a petition to the prosecutor’s office demanding that they investigate and determine the details of what occurred, but I was refused the satisfaction of my legal desire. The investigator did not acquaint me with any kinds of materials that would answer my questions, but did not forget to ask for my signature on a non-disclosure agreement. I consider this an attempt to force me to silence.

Right away it was clear that several persons had were already dead in the vehicle. Not from the gas, but from being crushed under other bodies. At the very bottom was a 13-year-old girl. Diagnosis: crushed to death.”

The first assignment for the intensive-care workers was to unload the vehicle. Fortunately, it was a good time. 9 a.m. was shift change, and there were twice as many workers as usual. They were brought to bear, including this reporter who at first tried to work in his specialty, but after a look from the chief of the department, began to help.

The doors were finally opened, while they, in turn, opened the doors of their vehicle. The department workers’ hair stood on end. Inside the 12-seat UAZ were 30 (THIRTY!) casualties, stacked on top of each other like cordwood (you cannot describe it any other way). Motionless. Without any gunshot wounds. Those who were in the front of the microbus could say nothing about the nature of the injuries.

“…No one even paid attention to the khaki-colored UAZ van that drove up to the department’s doors at about 9 a.m. Those who brought the UAZ did not know that around the side was a door that was always open, for service personnel, and so for a long time they beat against the locked reception doors.

Not long ago I learned how they rescued Sasha. While putting together materials for the web site, I found an old article with a detailed description of the events: http://nord-ost.org/vospominaniya/rasskazyivaet-zhurnalist-ochevidets-sobyitiy.html

I believe that whoever made the decision to use the gas (whether it was the chief of the headquarters staff or V. V. Putin personally) could not help but know that, in making such a decision, he was sentencing us to death. While those who carried out the orders conducted a combat operation at first, they later, in full kit, carried hostages out of the theater because at that moment there was no one else to do it. One of them carried my daughter.

Sasha Letyago in the arms of a special forces soldier, a frame from the video chronicle

The use of the ‘special substance’ under conditions where they could not control the individual dosage for each hostage, or provide immediate medical assistance to the casualties, significantly increased the chances of a lethal finale for the hostages.

One can divide ‘siloviki’ into two types: those who made the decision and gave the orders, and those who carried out these orders. The former head of the KGB’s 3rd Directorate (military counter-intelligence), Vice Admiral Alexander Zhardetsky, in an interview with Interfax on October 24th, 2002, stated that it would be impossible to use a gas attack, since children, and adults with illnesses, would “undoubtedly come to a fatal end”.

The facts presented prove that the use of the ‘special substance’ in the theater did not correspond with the reasons for its use: the gunmen were not rendered motionless, and they were able to actively resist.

“Literally right after entering the building, the special forces as one Alfa group member puts it, ‘met counter-fire from assault rifles’. One of the terrorists was shot down in the corridor, and when they entered the room where Barayev and his comrades had given their interview two days before, they again met with fire. Return fire with assault rifles and grenades destroyed the gunmen. According to a ‘Vympel’ team member, the special units entered the auditorium from the direction of the stage and the main entrance. He stated that the bandits on stage fired on the special forces, but were destroyed by return fire. A female terrorist was killed by the hall entrance while she was trying to throw a grenade and fire on the special forces men. The ‘V’ team man stated, ‘in one hand she had a pistol and in her other hand was a grenade with the pin pulled, but she never managed to release the handle’.”

Following the operation, representatives of the special forces gave an interview on television station ‘Rossiya’. Not long ago I managed to view this interview and read an article on it. The special forces soldiers told how a large number of terrorists were conscious and brought frantic, armed resistance to bear: http://nord-ost.org/2002/terroristyi-okazali-ozhestochennoe-vooruzhennoe-soprotivlenie-2.html

From an analytical report on the results of the hostage interrogations (case volume 1, pages 95-6): http://nord-ost.org/prilozheniya-k-dokladu/prilozhenie-14.-analiticheskaya-spravka-po-rezultatam-issledovaniya-protokolov-dop.html “…At the moment of the assault, when the gas was released, Barayev began running around the auditorium and shouting for the windows to be opened. Several terrorists opened fire from the stage, but the hostages were unable to say in which direction they were shooting. The female terrorists did not try to blow themselves up. They covered their faces with their shawls and lay down on the floor among the hostages. In ten minutes everyone was unconscious.”

“ANDRIANOVA: I don’t know what kind of gas it is, but I see the reaction, that these people don’t want the deaths of ours and theirs, but I think our ‘siloviki’ (military, police, and security services) have started doing something, I think they don’t want us to make it out of here alive and they’re ending the situation this way…”

From the transcript:

Radio station ‘Echo of Moscow’ has an audio recording of a telephone call made at 5:30 a.m. on October 26th, 2002; at the very moment the gas was released into the auditorium. You can listen to it (or read the transcript) on the web site: http://nord-ost.org/hronika-terakta/telefonnyiy-razgovor-s-zalozhnitsami-pered-samyim-nachalom-shturma-tts-na-dub.html. The conversation lasts about four minutes – time enough to connect the contacts of a bomb. None of the terrorists, however, made such an attempt.

For the sake of the future of a country whose leadership learned nothing from this tragedy.

For the sake of the memory of the 129 who died together with her.

For the sake of the memory of Sasha Letyago, who in three days would have been 18.

And so we do not keep quiet.

“I know that as long as ‘kangaroo courts’ reign in Russia our chances are minimal, or more precisely, exactly zero. I have already passed through the circles of Hell in court hearings, and I can well imagine what the result will be this time. The Prosecutor General will send the declaration to various agencies, and later there will be a refusal to satisfy the declared demands. I think that the prosecutor’s office will not labor too hard over the justification and the refusal will have some sort of general wording. Later, those who wrote the petition will appeal it in court. It will not be too hard to guess the court’s decision: another refusal. You say that I am a pessimist? No, I am a well-informed optimist; otherwise I would never have even tried ‘beat on a locked door’. After all, one cannot change the world if one does nothing. For most people it was an abstract number, a mere 130 people dying, but they were for us our loved ones, our ‘one and only’. If you have time to read some of the documents, then you will understand why it is impossible to keep quiet about the deaths of these ‘mere 130’.”

I asked her a question by e-mail: what does she think about the group of ‘Nord-Ost’ people who sent a declaration to the Prosecutor General demanding criminal charges against members of the hostage rescue headquarters (a petition that journalists at Grani.ru with their light touch have named ‘Dubrovka against the Lyubyanka’). Svetlana replied almost immediately:

“…Everything’s fine here,” Sveta writes. “I spend a lot of time on correspondence, since one has to talk people into things and direct the process of collecting information by long distance. To convince someone of something in a letter is a lot harder than in conversation. You must think out your arguments with care, and since I think slowly, writing letters is a long and tortuous process. Between letters I go outside the city. The strawberries are ripe and there are already raspberries, mulberries, and cherries along the way. There are a lot of strawberries this year…”

Svetlana Gubareva now lives in Karaganda, or, as she puts it, “a life apart from the Muscovites”. She actively works on bringing to life her idea of a memorial book, http://nord-ost.org/kniga-pamyati/3.html, in which there would be a page dedicated to every one of the 130 who died at Dubrovka.

Judging from the London precedent, however, there may be no objective answers from the Russian Prosecutor General.

Time will tell what sort of answers the Strasbourg court receives.

All these questions essentially coincide with the demands of the former hostages and the relatives of the dead, who for five years have been fighting for a normal investigation into the ‘Nord-Ost’ criminal case.

Were the courts independent and objective, considering the financial support the Moscow city government provides the courts?

Did the government pay attention to all circumstances in identifying and punishing those guilty of the violent operation?

With regards to the lack of medical assistance, were the hostages subject to humiliation and inhumane treatment during the hostage rescue operation?

Was the decision to end the crisis by force (using gas) absolutely necessary?

Did the authorities do everything possible to solve the hostage problem at Dubrovka through negotiations?

Secondly, in the beginning of April of this year, the European Court of Human Rights in Strasbourg has begun hearings on a complaint by 57 victims of the ‘Nord-Ost’ case, under the collective title ‘Chernetsova and others versus Russia’. The Russian government was sent a host of very embarrassing questions, such as, for example:

First off, the ‘Nord-Ost’ case, which has now been halted, has joined with other cases – the victims of the terror acts in Beslan and Volgodonsk.

The most important thing, in my overseas view, is this:

Now it is July of 2007. What has happened in all these years?

A bit later Svetlana says that all the decisions on the causes of death are identicle, like twin brothers, and are lies from beginning to end because, according to these specially instructed experts, the reason from the fatal outcome in each case was allegedly “a confluence of factors: a lack of water, stress, serous chronic diseases, and being seated in an uncomfortable position for a long time. The special substance, however, has merely a coincidental relationship with death”. (The name ‘special substance’, apparently, is understood to be the gas that poisoned people at Dubrovka.)

February of 2004. The fat packet of papers that arrived from Moscow has been sitting there a long time, unopened. Svetlana could not get here to Brooklyn from snowed-in New Jersey. Finally she arrives, the package is opened and, sitting on the old sofa in our living room, Svetlana reads the forensic medical decision regarding the death of her 13-year-old daughter, Alexandra Letyago-Gubareva. As she reads, I carefully pick up the awful pages as she finishes them and try to make out the printed lines through my tears.

When speaking at the third anniversary of the tragedy, Svetlana Gubareva addressed the dead: “Forgive us that we still haven’t found and punished the guilty. Justice is still mute, but sooner or later everyone must answer for all they have done in this life, answer before the highest court, which they even call celestial. This court grants no immunity, it is unprejudiced, cannot be bribed, and is inescapable. One day they will have to answer for your deaths, for ‘Nord-Ost’. Excuse us for not protecting you back then. We have no way to fix the past.”

From that phone call on, everything changed for me.

The ‘Nord-Ost’ tragedy entered my life almost 5 years ago, in October of 2002, when a reader called the offices of the newspaper I was working at and said that she knew Sandy Booker, the only American citizen who died during the hostage seizure in the theatrical center at Dubrovka.

It was this organization that filed a petition with the Russian Prosecutor General, demanding that a criminal case be brought against members of the hostage rescue headquarters. Directors of the organization declared this at a press conference on Wednesday, July 11th. They accuse FSB director Nikolai Patrushev and his assistant, Vladimir Pronichev, as well as the chief of the FSB special forces center, Alexander Tikhonov, and the former secretary of the president’s security council, Vladimir Rushailo. At the same time they made the petition to the Prosecutor General, the human rights advocates sent a similar letter to Vladimir Putin.

Comments (29)

12. ответ автору письма М. Дайнеко Written by Светлана Губарева , on 18-07-2007 20:40 После прочтения этого письма можно подумать, что в мире осталось только два человека, способных самостоятельно мыслить – автор письма да Гольбфарб. Между тем автор, претендуя на единственно верное мнение, даже в собственных „аргументах“, как в трех соснах запутался. Для начала поговорим о захвате заложников в Маалоте 15 мая 1974 года. Во-первых, захвачен был не автобус, а террористы захватили школу, в которой находились свыше 100 учеников и инструкторов. По поводу того, что „не винили армию“ у меня совсем другие сведения http://www.sem40.ru/politics/vostok/comment/4181/: „…Обезумевшие родители бросились к Даяну, возникла опасность самосуда. Солдаты сомкнули ряды и защитили генерала…“ А вот подробности о том, как развивались события и какие сделаны выводы можно почитать здесь: http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=537479 … Перед кабинетом во главе с Голдой Меир было представлено две опции – силовое решение или выполнение требований террористов. Мнения разделились. Спор возник не между министрами, а между силовиками. Моше Даян требовал решения о штурме, и чем раньше, тем лучше. Глава генштаба Мордехай Гур, в заседание не участвовал, однако он передал через военного адъютанта премьера, что надо идти на штурм, только если невозможно будет решить вопрос путем переговоров. Голда Меир приняла мнение главы генштаба. … Вернувшись из Иерусалима Моше Даян, потребовал немедленного проведения штурма. Глава генштаба был по-прежнему против, надеясь, что ситуацию может изменить прибытие французского посла. „Я хочу спасти детей“,— пояснил Мордехай Гур Моше Даяну, аргументируя свое решение. „Ты не единственный“,— ответил Даян. Моше Даян настаивал, чтобы штурм начался до 5, так как в последний час ультиматума террористы будут в полной готовности к штурму. Однако, глава генштаба все еще надеялся на то, что штурма можно будет избежать. В 5 часов в Маалот прибыл французский посол, однако террористы заявили, что не готовы говорить с ним пока, не узнают, что их собратья на свободе. В 5:20 террористы вышли на связь последний раз: „Если мы узнаем, что наши друзья в Сирии – этого будет достаточно“,— однако доставить заключенных в Дамаск было уже не реально… „Мы не чувствовали что провал был нашей виной.“,— вспоминал позже один из участников операции, в беседе с журналистов газеты „Маарив“ Моше Зондером — „Это был прежде всего провал метода, отсутствие необходимой подготовки. Задним числом можно сказать, что нельзя было врываться внутрь. Надо было вести переговоры до конца. Ты не можешь воевать с террористами, в руках которых находятся 80 детей“. Заслушав отчет об операции, правительство постановило, что в следующий раз, в схожих случаях, необходимо атаковать как можно быстрее, даже если это ставит под опасность жизнь заложников. Однако, Мордехай Гур отстаивал свою точку зрения. „Нет сомнения, что если ты поддаешься на шантаж, это становится мотивом для нового шантажа“,— написал он в своих воспоминаниях,— „Но, вместе с тем, каждый раз надо заново взвешивать возможности и опасности. В принципе, я согласен с подходом, что нельзя идти навстречу террористам, но все-таки есть исключения из правила, и каждый спасенный человек – это целый мир“» Это слова боевого генерала, того самого некогда полковника Мордехая Гура, командира 78 бригады парашютистов, первым прорвавшегося в древний Иерусалим через Львиные ворота в Шестидневную войну, вояки от бога и профессионала высшего класса! И что, Гура за эти пацифистские взгляды в Израиле полили грязью? Отстранили от антитеррористических операций? Отнюдь. Некоторое время спустя в блестящей операции по освобождению заложников в Энтеббе Гур — он одно из главных действующих лиц: http://www.il4u.org.il/history/Entebbe/1/1–2.html. Именно там тактика переговоров дала результат — минимум трупов при штурме. И, наконец, финал: «Своего рода компромиссом между мнением Мордехая Гура, и решением правительства Голды Меир, стала политика сформулированная приемником госпожи Меир, премьер министром Ицхаком Рабином. Формула Рабина гласила – там, где силовое решение возможно — необходимо его применить, там, где военные не могут решить ситуацию — надо идти на переговоры и уступки. Фактически, этот принцип действует в Израиле и по сей день» Report

13. продолжение ответа автору письма М. Дайне Written by Светлана Губарева , on 05-11-2016 22:08 Смею предположить, что мнение о том, что заложники в театре были обречены на гибель, можно объяснить поведением террористов при штурме упомянутой школы в Маалоте: Из-за того что кто-то из спецназовцев некстати воспользовался дымовой гранатой, штурмовая группа пробежала лишний лестничный пролет. Благодаря этой заминке главарь террористов Рахим успел вернуться в класс и начал поливать огнем заложников. Заминка длилась минуту – за это время Рахим успел этого расстрелять по людям два магазина из автомата Калашникова и бросить гранату, не разбирая своих и чужих. Власти также не скрывали, что часть заложников погибла от пуль израильских солдат. То, что для автора этого письма является ясным «как дважды два», для меня и сегодня является уравнением со многими неизвестными. Сегодня уже известны факты: — террористы не были мгновенно отключены, а «активно отстреливались при штурме из 13 автоматов и 8 пистолетов» (постановление прокуратуры от 16.10.2003г.,лист 69); и отстреливались они значительно дольше, чем минуту; — террористы не стреляли по заложникам, не предпринимали попытки взорвать взрывные устройства, не забросали зал гранатами, хотя и время, и возможность у них были (факты, подтверждающие это утверждение, приведены в статье); — бытующее мнение о том, что ни один заложник не пострадал от огнестрельных ранений опровергается следующими фактами: а) из объяснения медработника Карауш А. М. (том 120, лист дела 101): «Необходимо было эвакуировать пострадавшего с огнестрельным ранением… Так как неотложная медицинская помощь ему уже была оказана, мы лишь доставили пациента в 20-ю городскую больницу…»; б) в ноябре 2002 года сообщалось, что от огнестрельных ранений погибли 5 человек: Павел Захаров, Денис Грибков, Константин Васильев, Ольга Романова и Максим Митин (вот одна из ссылок http://www.kommersant.ru/news/lenta.html?id=56114). В июне 2003 года была выяснено, что среди убитых террористов числится Геннадий Влах — его переносят в число погибших заложников, общее количество погибших становится 130, а погибших от огнестрельных ранений по-прежнему 5, потому что из этого списка таинственным образом исчезает Максим Митин; в) при описании ранений заложника Грибкова указано, что выстрелы в него были сделаны из оружия, «к дульной части ствола которого, была прикреплена насадка (переходник для установки глушителя звука выстрела, глушитель звука выстрела и т. п.)» (постановление прокуратуры от 16.10.2003г.,лист 63), а по свидетельствам участников операции известно, что именно они пользовались оружием с глушителями; — часть заложников была освобождена террористами без всяких условий; кроме того, террористы предлагали освободить всех иностранцев, однако власти настаивали, что «первыми должны быть женщины и дети», а в результате потравили всех – и женщин, и детей, и иностранцев; — прокуратурой признается, что 125 человек погибли в результате операции «при действиях сотрудников спецслужб», а сама операция оправдывается «предотвращением подрыва авторитета России на международной арене» (постановление прокуратуры от 16.10.2003г.,лист 64 и лист 70); — согласно постановлению от 31.12.2002г. общее число погибших якобы составляет 129 человек: «смерть 114 потерпевших была констатирована на месте происшествия… (стр. 9–10), 8 потерпевших были доставлены в ГВВ № 1 в состоянии клинической смерти без эффекта на реанимационные мероприятия, биологическая смерть в этих случаях наступила в сроки от 10 до 40 минут, 6 потерпевших скончались в стационарных медицинских учреждениях через различное время после доставления». Однако согласно приведенным в этом же постановлении данным о погибших по показаниям руководителей медицинских учреждений количество заложников, смерть которых констатирована в больницах (помимо 114, чья смерть была констатирована на месте происшествия и Ольги Романовой, расстрелянной террористами), составляет: — ГКБ № 13 – 36 человек, — КБ № 7 – 15 человек, — ГВВ № 1 – 8 человек. Таким образом, согласно данным количество погибших получается не 129, а как минимум 174 человека. Кроме того, в постановлении еще отсутствуют данные о количестве погибших в других больницах (ГКБ №№ 1, 15, 23, 33, 53, 64, 68, 79, НИИ СП им. Склифосовского, ГКБ им. С. П. Боткина, детские клинические больницы № 13 и Святого Владимира, больницы Минздрава РФ №№ 84 и 38, указанные на стр. 10 постановления), и пострадавшие располагают достоверными сведениями о том, что смерть заложников Летяго А. Н., Бурбан Г. М., Финогенова И. А. констатирована в ГКБ № 1, смерть заложницы Курбатовой К. В. констатирована в детской больнице Святого Владимира (а смерть 13-летней Кристины была «констатирована» вот так: «Со слов врачей нам стало ясно, что в то время, когда нашего ребенка доставили в больницу, состояние ее здоровья при поступлении никто не устанавливал. Дежурный врач сослался на то, что ему сообщили о поступлении „трупа“, и он не стал осматривать девочку. При этом заявил, что „…осматривать труп в его обязанности не входит…“ — свидетельствует отец Кристины В. Курбатов). Автор письма говорит о том, что заложники были спасены, совсем забывая о том, что многие отравленные заложники имеют в результате газовой атаки проблемы со здоровьем; об этом и о том, как врачей заставляли исправлять диагнозы, московское отделение CBS сделало свой репортаж (видеоролик был выложен на их сайте). Я знакома с бывшими заложниками, которым была назначена инвалидность, а теперь ее сняли. Нет, не вылечили — просто „назначили здоровыми“. Даже Тамаре Старковой, которой пуля террориста разворотила внутренности, инвалидность сняли (да еще и квалификационная комиссия не подтвердила ее высшую квалификацию из-за перерыва в работе, связанного с ранением, потому что не могла она работать участковым врачом, ходить по участку после такого ранения). Я могла бы еще долго приводить факты, но не вижу смысла, потому что с ними можно ознакомиться на нашем сайте www.nord-ost.org – было б желание. По всей видимости, у автора письма такого желания не возникло. Возможно, потому, что в отличие от нас для него погибшие – какие-то абстрактные 130 человек, чьими жизнями и за авторитет России можно заплатить. Он уже „имеет мнение“, неизвестно на чем (помимо эмоций) основанное. А стоит ли спорить о вкусе бананов с человеком, не пробовавшим их… Report

16. ответ Бочарову Written by Светлана Губарева , on 19-07-2007 15:19 Вина террористов лично для меня не подлежит сомнению. Я всегда говорила, что не захвати они театр, не было бы всего остального. Вряд ли кто-то возьмется оспаривать эту аксиому. Но в этом деле есть другая сторона — действие властей, в оценке которых есть разногласия. Я так „многословно и патетически“ перечислила лишь часть фактов, которые позволяют сделать оценку их действиям, отличную от официальной. Если простое перечисление фактов у Вас вызывает образы „милых и невредных террористов“, то это проблемы вашего воображения. В таком случае могу рекомендовать обратиться к врачу. Report

17. Александру Федорову Written by Светлана Губарева , on 19-07-2007 16:14 Спасибо за поддержку. К сожалению, бурное (я бы даже сказала — нездоровое) воображение и некомпетентность присущи многим моим оппонентам, причем, не только обывателям, со стороны наблюдавшим за событиям, но и бывшим заложникам. Мне это напоминает старый анекдот про еврея, который музыку Шостаковича не слышал, но Рабинович напел, и она ему не понравилась. Чтобы не быть голословной, приведу отрывок из монолога Александра Сталя (http://al-stal.livejournal.com/75305.html): „Без особого интереса проглядываю сегодня новости о 4-й годовщине „Норд-Оста“, замечаю, что во всех статьях (например тут http://www.rambler.ru/news/events/nordost/522632853.html) говорится о 130 погибших. Но, насколько я помнил, погибших было 118. Первая мысль — посчитали 12 человек, умерших за 4 года, что не совсем корректно…“ В действительности 118 погибших числилось 28.10.2002, а 129-й жертвой стала 49-летняя Наталья Заяцкая, которая скончалась в больнице 24.11.2002. Александр без проблем мог бы проверить данные в интернете. Однако вместо этого он додумывает всякие гадости о нас, в которых нас же потом гневно обвиняет. Впрочем, обвинение в сочувствии к террористом это ерунда — меня однажды обвинили в пропаганде терроризма. Того и гляди попытаются статью за эктремизм „пришить“, как Каспарову;-) Report

19. Директор школы против Written by Светлана Губарева , on 05-11-2016 22:12 08.11.2007 Директор карагандинской школы, в которой училась Александра Летяго, не захотел, чтобы на здании появилась мемориальная доска Светлане Губаревой, карагандинке, оказавшейся в числе заложников московского теракта на Дубровке, отказали в установке мемориальной доски в честь ее дочери. Саша Летяго погибла в день теракта, её мать несколько месяцев назад обратилась в ономастическую комиссию с просьбой увековечить память о погибшей дочери и установить мемориальную доску на здании школы, где училась Саша. Накануне женщине ответили — директор школы выступил против установки мемориальной доски. Телеканал АРТ Report